Геннадий Афанасьев о политзаключенных в России и аде на Земле
— Спасибо, что нашли время и пришли к нам. Как ваши дела?
— Спасибо, все замечательно, это же Украина.
— Действительно, это замечательно, что вы на Родине. Скажите, чем вы сейчас занимаетесь?
— Я волонтер в нескольких организациях. Это Центр гражданских свобод, КримSOS, стараюсь участвовать в акциях, касающихся политзаключенных и в таких наиболее громких событиях, которые происходят в мире. Одновременно я работаю советником министра иностранных дел, конечно, на общественных началах. Главная моя деятельность, если вне зоны общественной активности и политической деятельности, — я работаю в IT-компании. Опять же, там мы разрабатываем украинскую социальную сеть. Поэтому можно сказать, что и здесь немного вовлечен в то, чтобы повысить статус Украины.
— То есть можем надеяться, что в Украине появится какая-то мощная социальная сеть?
— Торговая — это точно.
— Интересна ваша работа в должности советника министра иностранных дел. Как вам этот пост предложили и нравится ли вам там работать?
— Я очень много ездил по миру. Конечно, это были не путешествия, а определенные дипломатические визиты. Среди них и в ПАСЕ визит, и в ОБСЕ, и в Канаду, и в Брюссель, встречи с парламентариями. Где-то шесть раз ездил в Чехию — встречался с разными политиками. Говорили об Украине, политзаключенных и российской агрессии. И, конечно, я как пример был для них очень важен — чтобы они воочию убедились, что происходит.
Замечу, что когда только освободился, я весил килограммов шестьдесят. Плюс, история. Тем не менее, говорить с человеком, который там был, и разговаривать с политиками — это разные вещи. И мы рассуждали, как эти визиты сделать лучше, респектабельнее.
— Визиты куда именно?
— Визиты в различные страны и встречи с политиками. Например, в Лондоне я выступал перед английским парламентом, была встреча в Чатем-хаузе (Королевский институт международных отношений, — ред.), посетил его после приезда президента — Петра Алексеевича. Так вот, когда вы планируете встречу и говорите, что будет встреча с политзаключенным Геннадием Афасьевим, то для политика не совсем понятно, зачем с неким гражданином из Украины встречаться. Но когда ты имеешь статус советника министра иностранных дел, то человек уже априори рассуждает, что сможет узнать какую-то эксклюзивную информацию на международном уровне. И они более заинтересованы, чтобы прийти и пообщаться. А когда приходят, то слышат мой краткий рассказ. И потом все эти слова они могут использовать.
В основном это делается, чтобы привлечь все больше и больше друзей Украины. Потому что часто на встречи приходит и оппозиция, которая не поддерживает Украину и пытается как-то заигрывать с Россией, и наши друзья. И когда оппозиция слышит мой рассказ, им нечего против этого сказать. И эту информацию используют наши друзья против них. Потом на выступлениях в Европарламенте говорят: «Ну, друзья, вы же слышали, вы же тогда ничего не сказали, извините». Таким образом мы на международном уровне боремся за большее количество голосов за Украину. Мне кажется, что если каждый гражданин Украины будет делать свое дело, то и больший результат мы будем получать.
— Что в основном сообщаете, о чем ваш рассказ? Вы говорили, что он короткий. Можете нам рассказать?
— Я рассказываю о себе минут десять-пятнадцать, в зависимости от времени.
— Как с вами там было, да?
Украинские узники Кремля: перспективы возвращения— Да, как меня задержали, что я из Крыма, что там происходило, что меня пытали, где меня возили, что Россия — это действительно ГУЛАГ, ничего не изменилось. Как люди живут среди крыс, среди зазомбированных сокамерников и так далее. А потом рассказываю о Крыме, о тенденциях, о милитаризации, о правонарушениях, которые происходят. В этом я имею большой опыт, потому что с организацией КримSOS мы делали карту правонарушений, где уже более трехсот кейсов, которые можно подавать в ЕСПЧ. Я рассказываю вкратце об этом и перехожу к судьбе политзаключенных, рассказываю, о Клыхе, которого пытали так, что он потерял рассудок. И о самых худших случаях с нашими политзаключенными. А потом говорю, как они могут помочь.
Например, будучи в Канаде я рассказывал о санкциях Магнитского. За два дня у меня было более сорока встреч в парламенте. И несколько дней назад вышел законопроект в Канаде, что они соглашаются вводить санкции Магнитского, так, как это сделали американцы. И для нас это победа, потому что обращался я к ним, что они огромная и невероятно развитая страна, и они должны дать пример другим странам, Европе. Просто представьте, если Германия, Франция тоже начнут вводить персональные санкции против всех людей, совершающих правонарушения, против Российской Федерации. Тогда все эти дипломаты, эфэсбэшники, полицейские, пытающие и преследующие украинцев, лишатся возможности выезжать в Европу и всего имущества, и награбленного. Они этого боятся, это будет очень болезненно. И мы это сделали. В первую очередь надо, конечно, поблагодарить украинскую диаспору, которая его протолкнула. Но, отчасти, и моя миссия была именно в этом.
— Вас приглашали выступать в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, вы уже выступили или это еще впереди?
— Это было в начале этого года. Но у меня был выбор: ехать в Соединенные Штаты или ехать в Канаду. И в Канаде планировалось огромное мероприятие, кроме встреч, которые я упоминал. Перед диаспорой выступали и журналисты, и общественники, и музыканты, и я, как экс-политзаключенный. Мы выступали перед нашей громадой и собирали деньги для наших военных. Только несколько книг во время выступления мы продали за восемь тысяч долларов. В общем, сотни тысяч долларов собрали на реабилитацию ветеранов. И выбирая между этим и выступлением в ООН… Да, я понимаю, что это очень важно, но это была реальная помощь ребятам, которые возвращаются из АТО. И я выбрал наших ветеранов. Конечно, если бы была возможность, я был бы на двух мероприятиях.
— На вашей странице в Facebook уже давно стоит фотография о том, что 28 украинцев до сих пор находятся за кремлевской решеткой, и всего пять освобождены. Это информация за август 2016 года. Как ситуация изменилась на сегодня?
— На сейчас у нас было 49. То есть количество увеличилось вдвое. Некоторых ребят отпустили в Крыму под домашний арест, это наших патриотов с крымско-татарской стороны, но недавно произошли новые аресты и новые приговоры. Это Гриб, которого похитили в Беларуси. Сами белорусы, кажется, в шоке от этого. И сейчас он в Краснодарском крае находится. И проверяются еще определенные люди, это украинские патриоты, которых задержали в Брянске. Сейчас идет проверка именно на политическую мотивированность этих арестов. Но мы уже начали распространять эту информацию, отправили от МИД консулов на проверку их состояния. И ищем адвокатов-профессионалов, которые займутся этим кейсом.
— Вам не кажется, что ситуация с заключенными патриотами зашла в какой-то тупик? Ведь вы последний, кого освободили, и до сих пор больше никого. Что с Олегом Сенцовым и остальными людьми? Может нужно менять подходы?
— Общаясь с родственниками и журналистами, я всегда задаю вопрос: а что еще нам нужно сделать, какие новые пути использовать? На самом деле, мне не дали никаких ответов.
А если говорить о Сенцове, то мы постоянно видим и на международной арене, как реагирует мировое сообщество. Мы видели и на вручении «Оскара» поддержку, и в Берлине. Мы видели недавно резолюцию Европарламента по политическим заключенным. Постоянно происходят какие-то действия с нашей стороны.
— Но достаточные ли эти действия? Вы же когда-то были там. И вы чувствуете, что происходит. Вот вы, когда там были, давайте вспомним. Когда вы были в том ужасе, вы говорили, что это вообще ад на Земле. На что вы тогда надеялись, каких шагов от государства вы ждали?
— Я хотел, чтобы освободили Олега Сенцова и Александра Кольченко. Я не ждал, что меня будут освобождать. Писал по двенадцать жалоб в день в суды, в правозащитные организации, прокуратуру, следственный комитет Российской Федерации. Жаловался на все — на пол, на лампы, на потолок, на холод, на жару. Я пытался доставить хлопоты. Чтобы кейс не угасал, чтобы в Украине и мире было о чем рассказывать. Чтобы эта тема не заглохла.
— Вам не кажется, что она уже немножко заглохла? Сейчас меньше уже слышно об Олеге Сенцове, чем раньше.
Кровавый молох Донбасса: наши потери за три года войны— Это вопрос к средствам массовой информации, и украинским тоже. Насколько они много рассказывают об Олеге Сенцове. Если говорить об общественной и политической активности, то резолюции Европарламента — подтверждение того, что об этом не забывают. С 2016 года, после выборов в Госдуму Российской Федерации, на этом моменте остановились все процессы. Потому что нельзя отпускать врагов перед тем, как будут какие-то выборы в России. Оно затихло, а потом Россия выбрала для себя стратегию работы — «молчание на пользу Российской Федерации». Они считали, что немного времени пройдет и все забудут об этих никому не нужных политических заключенных, что всем на мировой арене надоест говорить о них. Но оказалось, что Украине пленные украинцы нужны. И каждый день, каждый месяц, куда бы мы ни приезжали, куда бы ни приезжали украинские правозащитники, они повторяют одно и то же.
Как говорил Олег Сенцов, что он хочет быть гвоздем в гробу Путина. На самом деле политзаключенные – это, за эти три года, одно из главных оружий украинцев. То есть постоянно нужно поднимать тему, что есть украинцы, которых преследуют и арестовывают. И мы вновь и вновь можем об этом говорить: что это конфликт, это агрессия Российской Федерации, и у нас куча пленных. И мир поддерживает это. И вы не забывайте, что одно из условий «минского процесса» — это освобождение всех пленных. Там говорится и о политзаключенных, заключенных Кремлем. Поэтому говорить, что делается недостаточно…
— Вы говорите, что это такое напоминание всему мировому сообществу. Олега Сенцова не собираются отпускать, ему дали двадцать лет, Кольченко — десять лет. Как будет дальше — непонятно.
— Мы не можем создать какую-то площадку, пригласить туда кучу стран по освобождению политзаключенных, если туда не придет Российская Федерация.
— Помните, как раньше в той же Верховной Раде постоянно были плакаты «Освободить Савченко», «Освободить Сенцова», постоянно общественность выходила на акции, об этом говорили. Сейчас об этом все молчат.
— Общественность выходит регулярно. Недавно выходили по Балуху, по Умерову. Лично я с инициативной группой комитета родственников политзаключенных делаем аукционы, на которых собираем деньги для поддержки семей. Следующий аукцион будет 8 ноября — как раз на мой день рождения. В прошлом году мы делали праздник на Майдане Незалежности — запускали шарики с именами ребят. В этом году мы будем проводить аукцион. Еще несколько аукционов планируются в определенных законодательных органах, где мы хотим собирать больше денег. И как раз вернуть внимание политиков, законодателей на политзаключенных.
Вы это стопроцентно увидите. Потому что это будет экспозиция и аукционы. Наши народные депутаты, я надеюсь, это самые анонсируют. Я не хочу бежать впереди паровоза.
— Это хорошая новость, спасибо, что поделились.
Валерий Гончарук о реинтеграции Донбасса, особом статусе и России-оккупанте— Хочу сказать, что у нас пять политзаключенных сейчас полностью обеспечены частными предпринимателями. Каждый месяц им передают деньги. К сожалению, это пока пять. Моя задача и желание сделать, чтобы все 48 были обеспечены деньгами. И дай бог, если люди будут приходить, в том числе и ваша инициатива придет и снимет репортаж с нашего аукциона, то это будет доходить до ушей тех людей, которые ничего не знают об этих ребятах. Таким образом, мы сделаем свой вклад. Отвечая на то, что ничего не делается — делается. Надо на это обращать внимание. Не только тем, кто это делает, но и тем, кто занимается своими личными делами.
— Вы подавали в Европейский суд по правам человека иск о пытках, которые происходили с вами в России. На какой стадии сейчас рассмотрение в суде? Чего вам уже удалось достичь?
— Подавали много жалоб. Сейчас мои адвокаты-правозащитники из Российской Федерации консультируют и сотрудничают с украинскими адвокатами. И были поданы три жалобы – на условия этапирования, на незаконный перевод меня в более строгие условия содержания, и за пытки. Но за пытки мы подавали кейс не мой персональный, а по «Кольченко-Сенцов-Афанасьев». Потому что ко всем применялись пытки. Что касается меня, есть подтверждение. Чуть позже появились определенные факты и их зафиксировали. Есть фотографии с гематомами. По Сенцову есть в начале. И, как бы там ни получилось, мы решили сделать так, что если не подтвердится в отношении меня, что меня в начале пытали, пусть то, что меня пытали позже, будет как дополнение к кейсу Сенцова и Кольченко. Может будет резолюция по трем, может как-то отдельно. И я буду идти как свидетель их пыток.
— Но пока ничего не известно вообще?
— Их приняли.
— Но их приняли еще 16 июня 2016 года.
— Да, но когда подаются жалобы, в основном по несколько лет они только принимаются. То, что приняли наши дела буквально через месяц после представления, это очень быстро. И нужно учитывать, что мне регулярно на почтовый адрес домой приходят письма с приглашениями в суд в Сыктывкар. То есть до сих пор идут апелляции и судебные процессы. Потому что мы должны пройти все стадии. Будьте уверены, что за все правонарушения российская сторона будет отвечать. И кейсы, которые были представлены, они с такой доказательной базой точно выиграют.
— Вам, после того, как вы вернулись в Украину, может предлагали стать не просто советником министра иностранных дел, но может какие-то партии предлагали пойти в политику? То есть менять это все в стенах Верховной Рады. Сейчас многие политические партии формируются.
Роман Бочкала о Северной Корее, ненависти к американцам и поклонении ракетам— Скажу откровенно, я не буду называть имена и фамилии. В начале, когда я освободился, мне предлагали идти помощником.
— К кому?
— Я не буду говорить. Но мне предлагали. Я отказался тогда, потому что было очень много интервью, путешествий, вещей, когда нужно было уезжать.
Откровенно скажу, меня пугает зарплата в четыре тысячи гривен. Я не представляю, как в Киеве жить на эти деньги. Да и мне было откровенно не до этого. Сейчас мне тоже определенные люди предлагали вступить к ним, но я полностью не поддерживаю их деятельность.
— То есть вам не интересно быть в политике?
— Нет, я в то время был не готов. Я сейчас понимаю, если бы я тогда пошел что-то там делать и куда лезть, то меня бы съели в два этапа. Я только сейчас понимаю, где я был, у меня только прошла реабилитация и более или менее голова заработала. Кто есть кто и кто есть где.
На сейчас у меня были определенные переговоры, но с моей стороны было условие, что я бы не хотел так просто взять и куда-то пойти. Если куда-то и идти, то это прежде всего, образование. Будет ли это академия или какие-то зарубежные курсы, но сначала это будет образование. Потому что, например, стану я помощником народного депутата или народным депутатом. Я понимаю, что есть Верховная Рада, есть закон, но я пришел в кабинет и что мне делать? Я не знаю этих процессов, хотя и могу быстро научиться. Но нужно получить образование, а не приходить с улицы, садиться в кабинете и все, ты законодатель. Так это не работает.