Украинские узники Кремля: перспективы возвращения

В отличие от военнопленных или заложников (в зависимости от политико-правовой оценки) в зоне АТО, ими на постоянной основе не занимаются официальные делегации, подгруппы в рамках Минских договоренностей, международные правозащитные организации и т. п. И самое главное – их правовой статус в основном не дает оснований для большого оптимизма. Действительно, не только у нас, но и за рубежом с большим энтузиазмом берутся за те дела, которые имеют перспективу быстрого и положительного решения, а соответственно, которые гарантируют политические или хотя бы моральные дивиденды. Узники путинского режима таких бонусов в ближайшей перспективе не принесут.

И все же попробуем разобраться, кто они и какова перспектива их освобождения, а еще посмотрим на прецеденты в истории современной России и Советского Союза, наследниками которого кремлевские властители себя любят называть.

Общий список очень неточный и, очевидно, неполный. В основном в нем значатся 20 осужденных к различным срокам заключения и еще 33 человека, находящиеся под следствием. Но большинство из этих людей – жители оккупированного Крыма, где не действует право и справедливость, куда не могут попасть украинские консулы, представители правозащитных организаций и даже адвокаты испытывают существенные препятствия. Мы точно знаем о судьбе тех, кто связан с крымскотатарскими и украинскими организациями или являются представителями журналистского сообщества. Но нет гарантий, что в тюрьмах не находятся никому неизвестные индивидуальные противники режима или просто невыгодные местным властям активисты, от которых, из-за страха или идеологического дурмана, отреклись даже родственники. За уголовными статьями в отношении «злостного сопротивления полиции» или даже «хранения наркотиков» могут скрываться драмы людей, с которыми решил расправиться режим.

Но среди известных политзаключенных большинство – участники организованного крымскотатарского движения. Среди них лишь незначительная часть уже осуждены, большинство до сих пор под следствием. Судьба этих людей и обнадеживающая, и драматическая. Уголовное преследование против них в основном происходит с нарушением не только международных правовых принципов, но даже российских законов. В частности, в отношении участников митинга 26 февраля 2014 года. Даже извращенная логика российских юристов признает, что Крым тогда был территорией другого государства, поэтому проявление политической активности гражданами не может быть подследственно российским судам. Но закон в РФ должен служить не справедливости, а интересам власти, которая стремится запугать местных жителей или побудить к добровольной депортации со своей родины. Еще одна группа крымских татар уже осуждена за причастность к религиозному движению Хизб ут-Тахрир, которое в России неаргументированно признают террористическим.

Обе группы политзаключенных имеют надлежащую поддержку Меджлиса, а соответственно, их дела не остаются без внимания. Более того, именно эти преследования стали основой обвинений против России в Международном суде ООН в Гааге. Однако, путинский режим уже проигнорировал требования предыдущих мероприятий, поэтому вряд ли будет считаться и с окончательным вердиктом.

Освобождение этих людей и прекращение судебной расправы над ними возможно лишь в том случае, если режим покажет слабину, пойдет на уступки в торгах с Западом за ослабление санкций.

Тогда, согласно тому же российскому законодательству, их, вероятно, освободят. А драматизм заключается в том, что страна, которая является для этих людей Отечеством, от гражданства которой они никогда не отказывались, имеет очень ограниченные возможности для их защиты.

В России, которая на уровне собственной конституции закрепила преступную аннексию Крыма, не признают украинского гражданства за этими людьми, что, кстати, противоречит даже российскому законодательству, которое признает право на двойное гражданство. Их причисляют именно к гражданам России, даже тех, которые от такой «чести» категорически отказались.

Дуализм для нас заключается в том, что реальный шанс освободить этих людей существует только в пределах российской правовой системы, применение которой на территории Крыма мы категорически отвергаем. Поэтому приоритетом для Украины является максимальная огласка, побуждение к действиям международных организаций и структур, а также процесс в Международном Суде. Даже призывы к экстрадиции или исполнение соглашения о передаче осужденных лиц не могут быть результативными, хотя чисто политически должны звучать.

Можно утверждать, что для спасения крымскотатарских узников совести Украина использует все имеющиеся международно-правовые и политические механизмы, хотя их эффективность в отношении государства, которое отказалось жить по законам международного права, остается минимальной. К достижениям можем отнести освобождение Хайсера Джемилева, осужденного еще во времена Януковича, после аннексии Крыма вывезенного в Краснодарский край с целью шантажа отца Мустафы Джемилева и освобожденного в первую очередь из-за медико-психических показателей. Эскандера Кантемирова, фигуранта дела 26 февраля, выпустили из СИЗО на поруки, судебный процесс над ним не слишком активен, хотя «домоклов меч» и дальше висит – обвинения не были сняты. А Вельдара Шкурджиева, задержанного на линии разграничения проукраинского активиста оккупационная власть не стала арестовывать и ограничилась изгнанием из Крыма.

Драматичнее судьба украинских активистов в Крыму: к их судьбам менее чувствительны зарубежные правозащитные организации, не удается применить практику Международного суда, а на все требования Украины в РФ отвечают, что «это российские граждане, совершившие преступления на территории федерации, а поэтому их осуждение является исключительно внутренним делом России». И это несмотря на то, что данные узники совести отказывались от российского гражданства и декларируют свое исключительно украинское подданство. Они абсолютно разные, объединяет разве что неприятие преступной аннексии Крыма.

Это, например, фермер Владимир Балух, который вывесил на своем доме украинский флаг, обвиненный в «шпионаже в авиакосмической сфере» Валентин Выговский, активисты Майдана Андрей Коломиец и Александр Костенко, ложно обвиненные в уголовных преступлениях, журналисты Николай Семена, Руслана Люманова и другие. Обвинения против них абсолютно надуманные и никчемные, а самих заключенных Россия использует исключительно в качестве заложников. Действенных юридических механизмов освобождения своих граждан у Украины нет – Россия манипулирует правовыми нормами и игнорирует любые требования и запросы. Единственный способ, который сегодня используется – это попытка добиться пересмотра дел через посредничество российских адвокатов. Пока в актив можем отнести лишь освобождение Юрия Ильченко, активиста, который подал заявление об отказе от российского гражданства под №1.

Казалось бы, существует еще один действенный метод – максимальное задействование международных правовых организаций, в первую очередь «Международной амнистии», но здесь украинские правозащитники и дипломаты столкнулись с неожиданным фактором перерождения. Для меня самого стали горькой неожиданностью трансформации в этой организации.

Помню 1970-80 годы, когда ее активисты не давали прохода советским визитерам и дипломатам на Западе, писали тысячи петиций, выходили на акции протеста. За каждым политзаключенным закрепляли отдельных активистов, которые постоянно собирали информацию, инициировали акции, поддерживали переписку с преследуемыми. Ангелами-хранителями для нашей семьи были немка Кристина Бремер, которая занималась Вячеславом Чорновилом, и американка Айрис Акахоши, которая поддерживала Зиновия Красивского и мою маму Елену Антонив. В значительной степени благодаря огласке и активности организации не состоялся арест и осуждение моей матери, которая была распорядителем подпольного Солженицынского фонда помощи семьям политзаключенных и должна была сесть на 7-8 лет концлагерей. Также в 1979 году, когда советское правосудие добралось и до меня, еще ученика 9-го класса, вовремя развернутая кампания привела к тому, что мне «впаяли» лишь символические полгода условно детской колонии и отпустили под постоянный надзор.

Эти люди работали исключительно как волонтеры, тратили свои время и деньги, реально боролись и порой достигали результатов. А затем в «Международную амнистию» пришли грантовые средства, другие непонятные источники финансирования, функционеры научились жить и богатеть не за счет скромных пожертвований, а благодаря различным непрозрачным финансовым вливаниям. Настоящие волонтеры начали уходить, а сама организация — приобретать ярко политизированную окраску.

Можно сколько угодно гадать, кто и как стимулирует международных правозащитников, но они начали «видеть одним глазом» – выискивать «секретные тюрьмы СБУ, в которых годами без суда и следствия пытают невинных ополченцев «ДНР-ЛНР» и отказываться видеть реальные пытки и расстрелы наших военных в застенках Захарченко и Плотницкого, а также многочисленных политзаключенных в самой России. Наконец, упоминания о нарушении прав человека в РФ все больше имеют сугубо ритуальный и неконкретизированный характер. Поэтому этот потенциально действенный механизм для нас не дает никаких результатов.

Отдельно проходит группа заключенных и подследственных, которых с горькой иронией называют «крымскими террористами». Просто следует вспомнить их фамилии и годы арестов. Май 2014-го: Олег Сенцов, Геннадий Афанасьев, Александр Кольченко, Алексей Черний — все четверо представители творческой интеллигенции. Август 2016-го: Евгений Панов, Андрей Захтий, Редван Сулейманов, Владимир Прысич. В этот раз все простые работники, трое из них – водители. Ноябрь 2016-го: Дмитрий Штыбликов, Алексей Бессарабов, Владимир Дутка, Глеб Шаблий, Алексей Стогний. Жертвами новой репрессивной кампании оказались бывшие военнослужащие, как и обвиненный уже 2017 году в шпионаже Геннадий Лемешко. Обвинения против всех смехотворны и не выдерживают никакой критики, но только не в стране, которая возвращается к традициям сталинизма, когда каждый гражданин после ареста мог узнать, что он шпион нескольких государств.

Обвинения в шпионаже или подготовке диверсий преимущественно применяются по отношению к украинским заложникам, которых по абсолютно непонятному принципу выбирают среди визитеров, которые пересекли границы РФ или работали там.

Настаиваю, что жертвой провокаций и репрессий может стать абсолютно каждый гражданин Украины, который пересечет российскую, а с недавних пор и белорусскую границу. Среди задержанных или арестованных: активист Алексей Сизонович, предприниматель Виктор Щур, журналист Роман Сущенко, бывший директор завода Юрий Солошенко, студент Юрий Яценко. По данным СБУ, только чудом удалось избежать ареста еще нескольким украинским гражданам, а одному беженцу из России – похищения.

Часть этих людей также без какой-либо системы вскоре освободили. Но этому предшествовала очень активная работа общественности и государства. Ю. Яценко отпустили, очевидно, за то, что он не сломался в первые дни, а окончательно дело под него еще не придумали. Солошенко и Афанасьев смогли вырваться после массированной раскрутки во всех международных организациях сообщений об их критическом состоянии здоровья – тогда Россия еще остерегалась смертей среди украинцев-политзаключенных.

Перспективы освобождения этой категории узников Путина особенно неопределенные. Их арестовывали по заведомо фальшивым обвинениям, чтобы использовать в пропагандистских кампаниях, для устрашения или в качестве заложников для предстоящего давления на украинскую власть в стратегических переговорах. Освобождение их может происходить спонтанно — вследствие непрогнозируемого решения персонально Путина, возможен обмен, но не на рядовых боевиков или сепаратистов, а на знаковых российских шпионов или организаторов диверсионной или подрывной деятельности высокого ранга. Возможно, кто-то обретет свободу в результате переговоров Путина с Трампом или влиятельными европейскими лидерами, в качестве проявления «договороспособности» кремлевского диктатора. Механизмов для ускорения этих процессов у украинской власти очень мало. Фактически есть только один – постоянное давление на наших западных партнеров, раскрутка массированной информационной кампании.

Но, к сожалению, после освобождения и многочисленных скандальных заявлений Надежды Савченко этот путь дискредитирован. Сегодня осталось только двое заключенных, за которых готовы активно заступаться мировые лидеры и профессиональные сообщества. Это режиссер Олег Сенцов и журналист Роман Сущенко, которых наши западные партнеры называют поименно в своих заявлениях и во время переговоров с Путиным. Другие проходят по определению «и другие неоправданно арестованные», а требования по их освобождению звучат крайне размыто. Больше никогда не удастся организовать подобных акций, как тогда, когда лидеры самых могущественных государств держали в руках плакаты с именем Надежды Савченко. Можно дискутировать, Савченко была от самого начала  «троянским конем» или ее политическое реноме стало следствием каких-то личных убеждений, но она перекрыла наиболее действенный путь для освобождения других заключенных.

Относительно упомянутых Сенцова и Сущенко — на их освобождении следует делать особый акцент, поскольку здесь надежды все же остаются.

Маловероятно, что в отношении Сущенко дело доведут до суда – следствие могут еще растягивать на месяцы или годы, но вероятно, что его готовят к какому-то значительному обмену или размену. Сенцова, похоже, однажды уже готовили к передаче украинской стороне. Тогда, вскоре после суда, прозвучало неожиданное заявление российского омбудсмена, что у них нисколько не сомневаются в украинском гражданстве Олега, хотя до того российские официальные структуры категорически это отвергали. Такой нюанс важен для формальной передачи осужденного для «отбывания наказания в своей стране» в связи с действующим соглашением между Украиной и РФ. Понятно, что на Родине безотлагательно выносится решение суда об отмене каких-либо обвинений и полном освобождении. Но потом что-то не сложилось — и Сенцова этапировали в Якутию. Нынешний этап может быть как перемещением в самую страшную колонию России, так и шагами на пути к освобождению.

Отдельно нужно упомянуть особенности применения такой процедуры, как обмен, в исполнении российской и советской власти. К сожалению, они всегда имели эпизодический характер и не были многочисленными. Рассчитывать на массовое применение такой методики в отношении обвиняемых в самой России и в аннексированном Крыму украинцев и крымских татар не приходится. Обмен является базовым только в отношении задержанных на территории ОРДЛО, которые сама Россия не планирует признавать своей территорией. Поэтому это особый механизм, который не распространяется на другие случаи. Для российской верхушки цена жизни и свободы собственных граждан настолько низка, что ради своих солдат и младших офицеров идти на обмен заключенными они не станут. Исключительный случай с Савченко все больше смахивает на преднамеренную операцию – по тем или иным причинам России было выгодно, чтобы она вернулась в Украину, а обмен на двух ГРУшников мог быть лишь хорошей ширмой.

В прошлом имеем опыт нескольких знаковых обменов, но преимущественно это размен своих шпионов на иностранных. Только раз в 1979 году СССР поменял на двух приговоренных в США к 50 годам тюрьмы советских шпионов Г. Черняева и В. Энгера пятерых советских политзаключенных: Валентина Мороза, Александра Гинзбурга, Марка Димшица, Эдуарда Кузнецова, Георгия Винса. Дальнейшее скандальное поведение в эмиграции В. Мороза свидетельствует, что синдром Савченко не является чем-то новым для российских спецслужб. Еще помню один чисто политический обмен диссидента Владимира Буковского (после 12 лет пребывания в заключении) на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана. Несколько демонстративных освобождений и изгнание за границу других политзаключенных стоит связывать с международными политическими и переговорными процессами. Поэтому надежда на процедуру обмена в отношении заключенных в России украинцев не внушают чрезмерного оптимизма.

И напоследок о судьбе еще нескольких узников совести. В первую очередь это Николай Карпюк, Станислав Клих и, очевидно, почти забытый унсовец Александр Малафеев. Все осуждены чеченским судом к гигантским срокам без надежды вообще когда-нибудь выйти на свободу. По тем обвинениям, которые им приписали, в России не освобождают, тем более тут задействованы еще и взаимоотношения Кремля с Кадыровым. И особенно печально, что за них не хотят заступаться западные лидеры и международные организации – российская пропаганда против представителей радикальных националистических групп действует на Западе безотказно. Здесь уже целесообразен принцип: бороться, даже не имея надежды. Сообщения о критическом состоянии здоровья, последствиях нечеловеческих пыток и тому подобное – это, пожалуй, единственное, что может вернуть этих узников в поле зрения хотя бы гуманитарных организаций. А реально они могут стать разве что предметом обмена на очень серьезных и высокопоставленных российских офицеров, если последние попадут в руки нашего правосудия.

Немного лучшие, но тоже размытые перспективы освобождения похищенного в Беларуси Павла Гриба. Преступления, которые ему фальшиво инкриминируют, свидетельствуют, что этот процесс садистское российское кривосудие планирует растягивать надолго. Вся абсурдность и преступность его захвата на территории другого государства дает повод для вынесения дела парня на высокий международный переговорный уровень, но без надежд на быстрый результат.

Важно осознать, что эти последние дела являются напоминанием каждому украинцу: территория неприятельской страны – это не место для прогулок. Ведь трех унсовцев задержали в самой России или на ее границе. А история Павла Гриба свидетельствует об опасности посещения даже Беларуси.

Кроме того, Павла могли «взять в разработку» именно за то, что он до последнего общался в ФСБешной социальной сети «ВКонтакте», да еще и под псевдонимом Роман Шухевич. Спецлужбам не составило особого труда вычислить его персону, а такого уморительного повода хватило, чтобы юношу избрали жертвой репрессивно-пропагандистской машины.

Поэтому в итоге должны отметить, что эффективных методик освобождения наших граждан, которые, в отличие от заложников в зоне АТО, стали заключенными непосредственно путинского режима, просто не существует.

Можно и нужно применять разнообразные средства давления на Россию, всех возможных посредников в переговорах, различные варианты обмена и т. п., но гарантий эффективности таких средств быть не может. Поэтому самый важный шаг для каждого гражданина Украины – понять, что любой визит во вражескую страну или на оккупированные территории – это риск стать еще одним заключенным, которого, возможно, удастся вытянуть за год-два, а возможно — и лишь посмертно. Россия уже почувствовала вкус в подобных провокациях, а потому рано или поздно счет совершенно случайных лиц, арестованных за терроризм, диверсии или шпионаж, пойдет на сотни. К тому времени даже сам учет таких людей или попытка правовой помощи им станут проблемой. Тогда государство сможет окончательно сосредоточиться лишь на тех нескольких десятках, которые задержаны уже сегодня. Поэтому не стоит искушать судьбу. Теперь, когда перед нами открылись западные границы, давайте сами закроем для себя опасные восточные.

Тарас Чорновил, специально для Politeka