Егор Фирсов о трех основных требованиях оппозиции и политике для сильных духом

О протестах и реакции президента

Естественно сначала правоохранительные органы пытались не пустить палатки, спальные мешки, продукты. Хотя акция была абсолютно мирная. Мы не проносили туда какие-то гранаты, боеприпасы.

По инсайдерской информации, в Администрации президента было совещание, на котором рассматривались разные варианты. Хотели сделать все, чтобы не допустить установки палаток. Потому что для действующего президента это как кость в горле. Это показывает его слабость.

Есть митингующие, с которыми президент не согласен. Он не привык быть под прессингом. Совещание было, и я знаю, что президент был за то, чтобы сносить палатки.

О полиции

Возможно это будет где-то непопулярно, но я скажу. Полиция сейчас не такая, какой она была при Януковиче.

Не только по названию, но и по своему содержанию.

Я вижу глаза полицейских. Я понимаю, что часть из них прошла военные действия, часть активно участвовала в событиях на Майдане.

Они выполняют свой долг – охраняют правопорядок. Но нет какого-то страха, как в 2013 году, что какие-то «беркутята», пригнанные из Крыма, голодные и невыспавшиеся, будут тебя бить или убивать. Такого нет.

Ты чувствуешь, что полиция не будет выполнять явно преступные приказы. Еще хотя бы потому, что уже был разбор полетов – часть «беркутовцев», как вы знаете, посадили.

Поэтому никто не будет рисковать, и здесь митингующим намного легче коммуницировать с полицией, кто бы ею ни руководил, какой бы ни был президент.

О требованиях: антикоррупционный суд, снятие неприкосновенности и новый закон о выборах

Сейчас на площади Конституции мы наблюдаем широкую коалицию. Такой не было, наверное, последние несколько лет. Есть разные партии, которые, возможно, по идеологическим соображениям друг другу противоречат. Например, партия «Альтернатива» не совсем разделяет идеологию партии «Свобода». Но нас объединили исключительно эти три позиции. Сколько бы ни было других вещей.

Условно, нужно принимать закон об импичменте президента, бороться с сепаратизмом на Донбассе. Хорошие вещи, да, но нужно концентрироваться на трех. Потому что если мы выпишем какой-то меморандум из 30 пунктов, они размоются, и это будет не результат.

Поэтому мы исключительно под ВР в будний день заставляем парламент принять три конкретных законодательных акта, которые уже зарегистрированы. Депутаты, просто нажмите кнопку и задекларируйте свою позицию.

Что касается тарифов и каких-то других вещей – это уже разные люди, разные политики артикулируют со своей стороны. Но сейчас главное — концентрироваться на трех основных, базовых.

О депутатской неприкосновенности

История с неприкосновенностью, помимо того, что очень скользкая, она еще и очень давняя – ей 20 лет.

За это время я мало того, что окончил вуз, пошел на работу, я два раза получал неприкосновенность. Говорю всем, что я коррупцией не занимался. Мне неприкосновенность не нужна.

Если ты, политик, боишься идти в политику, думаешь, что если ты будешь в оппозиции и тебя будут преследовать, так не иди туда. Это не для слабонервных. Политика, особенно сейчас, это для сильных духом.

Тот, кто идет в Раду за неприкосновенностью, уверяю вас, это человек, который занимается коррупцией. Весь сброд со всей Украины, у которого есть несколько миллионов долларов и связи, стремится попасть в парламент. Именно потому, что эти люди хотят себе обеспечить неприкосновенность.

С ней ты можешь делать все, что угодно – осуществлять коррупцию, открывать ногой двери чиновников, нарушать ПДД – тебе за это ничего не будет. Главное не вляпаться, как Борислав Розенблат.

Для того, чтобы снять неприкосновенность с депутата, нужно пройти все круги ада: представление Генпрокуратуры, решение комитетов, включение в повестку дня, несколько голосований и т.д. Поэтому требование митингующих и наше – раз и навсегда забыть об этой теме, уравнять всех в правах. Конституция говорит о том, что у нас все равны.

Но оказывается, что есть равные в правах, а есть те, кто равнее. Как раз те 430 человек, которые сидят в здании на Грушевского.

Об избирательном законодательстве

Как в парламент попадают такие люди, как рейдер Грановский, Недава, помощник Иванющенко? Всему виной два момента.

Первый — мажоритарный округ, где ты можешь выиграть с помощью и денег, и админресурса. Так формируется половина нашего парламента. Второй – закрытые списки. Что это такое?

Какой-то партийный вождь, условно, Петр Алексеевич Порошенко, включил в первую пятерку известных людей, вроде Кличко, Луценко и т.д. А двадцатыми, тридцатыми, семидесятыми напихал таких людей, как известный рейдер Грановский.

Открытые списки говорят о том, что люди сами своим голосованием расставляют в нем людей. Да, есть три защищенных места для публичных людей, которые ходят по эфирам и говорят о политике партии. Но по остальным избиратели сами определяют кто каким номером пойдет в списке, согласно пропорциональному голосованию.

Работал я хорошо, условно говоря, в Чернигове, проголосовали за меня люди? Я буду в партийном списке, предположим, на пятом месте. Плохо работал? Буду на тридцатом месте.

Кроме того, мы выступаем за ограничение политической рекламы. Объясню почему. Все партии в 2014 году только официально потратили на рекламу 0,5 млрд грн. Это огромные ресурсы.

Мы хотим изменить правила игры: хочешь добиться результата – иди в люди, общайся с ними. Если тебе нечего им сказать или не ходи, или не принимай участие в выборах.

Об антикоррупционном суде

Президент уже сказал, что готов ввести антикоррупционный суд. Почему? Если мы немного отмотаем историю назад, послушаем, что президент говорил тогда, то услышим, что он сказал, что такие антикоррупционные суды только в странах Африки могут быть.

Сейчас, в силу того, что митингующие пришли, президент вывесил флаг, что он уже за антикоррупционные суды, он дал указание, чтобы в бюджет заложили финансирование. Мне кажется, что это пусть маленькая, но победа.

Буквально за 17 октября мы заставили президента внести законопроект о снятии неприкосновенности (будем убирать норму о том, что он вступит в силу с 2020 года) и заставили президента говорить про антикоррупционные суды. Он уже за нас, он уже наш союзник. Понятное дело, что на самом деле он против этого, но мы заставили его об этом говорить.

Я уверен, что антикоррупционные суды в следующем году будут. Мы этого добьемся.