Илья Кива о говне в политике, мусорах и российской агентуре (видео)

— Было четыре дня выходных, парад, День независимости. Я не спрашиваю, нужен ли был парад — очевидно, что в воюющей стране он нужен, но в целом как все прошло?

— Чего они хотят? Давайте поговорим о том, чего хотят во внутренней украинской кухне.

— Есть часть людей, которые всю свою программу и всю политику выстраивают только на критике и негативе. Минусовка называется минусовкой, и она тоже работает. Посмотрите на Саакашвили — это пример быстрого формирования рейтинга, формирования позиции, собирания электората чисто на минусовке. Без какого-либо конструктива: это плохо, это не годится, в этом я вижу слабую сторону, эта власть ворует.

Да послушайте, каждая следующая власть ворует, это бесконечный процесс. Вода льется, огонь горит, ничего не происходит. Посмотрите на Юлию Владимировну… Вы***ть нашу страну раза четыре — и ее все равно выбирают. Просто в прямом смысле этого слова — причем, каждого гражданина в нашей стране. Человек только родился и уже ею был оприходован. И ничего не меняется. Просто нужно в нужный момент сделать два шага назад, потом появиться в образе и его толкать с телевизоров. Говорить «Люби мои друзи» и все — пипл хавает, всем нравится.

Надо говорить «Порошенко говно», «Гройсман говно» и обязательно вспоминать «Аваков говно». И все —  твои три с половиной процента уже есть. Я не сказал, что это не так. Я говорю, что конструктива нет.

Понимаете, власть всегда будет кого-то не устраивать. А если есть те, кто не доволен, они, естественно, будут голосовать за того, кто громче проявляет их недовольство по телевизору.

— Но хотелось бы закончить с выходными. Что за взрыв был у Кабмина?

— Чистый теракт. Это плевок и адресное послание спецслужбам, по-другому я это назвать не могу. «Это ваш герой? Да вопросов нету, а мы сейчас сотрем его семью». Теракты происходят во всем мире — в Нью-Йорке, в Мадриде, любой город возьмите. Но говорить о слабости правоохранительной системы…о том, что она не идеальна, я могу часами. Называть слабые стороны и то, где в моем понимании нужно было бы менять. Но в данном случае это еще раз доказывает присутствие российских спецслужб  внутри страны.

Если кто-то вдруг тешит себя и говорит, что хватит искать пятую колонну… Знаете, я бы просто хотел, чтобы взорвались в ближайшее время они. Потому, что эти дурные головы им не нужны.

В Украине работает агентура — четко, по плану. Есть отработанные действия. Мы двадцать три года страну просирали и наша страна теперь — это большая ефесбешная сетка. Как в законодательной и исполнительной власти, так и в силовых структурах. Чтобы вычистить все, точно не хватит трех лет. И моя позиция, не просто как бывшего силовика, а как гражданина: этот взрыв — еще одно тому подтверждение.

— Природа этого теракта какова — это российский след?

— Я больше, чем уверен. Даже если его выполняли люди, которые не являются гражданами России. Это адресное послание семье человека, который активен и является героем в нашей стране.

— Вы вспомнили о том, что не все так гладко в нашей правоохранительной системе. Это правда, как и то, что за три года сложно навести порядок. Потому, что даже Польша шла к этому много лет, там реформа была начата еще в начале девяностых. Но, все же, если говорить о нашем случае: патрульная полиция — это плюс. Что сейчас происходит, почему, выйдя на улицу, у людей складывается впечатление, что это плюс перекрывается двумя минусами?

— Знаете, заноза, даже если она небольшая, будем вам больше заметна, чем сладкое пирожное на столе. Минус легче воспринимать.

— Это постмайданные ожидания.

— Да я понимаю. Мы всегда рассчитываем на большее. Всегда хочется завтра увидеть светлое будущее. Сегодня Майдан, а завтра у вас расцвели сады, запели птицы и мы оказались в Эдеме. И для этого нам не надо умирать — мы в раю. Не бывает так. Кровь, пот и не одно поколение.

Я прошу прощения, но мы до сих пор тут с вами сидим и разговариваем на русском языке. Якого взагалі не повинно бути на нашій землі. Бо йде війна. Тобто, ця мова є мовою агресора, а ми з вами спокійно спілкуємось.

— Так перейдімо на українську.

— Ні, вибачте, я тільки вивчаю. Но вы просто вдумайтесь в это. Я — сорокалетний мужчина, тільки вивчаю мову свого народу.

— З цього приводу до вас велика повага. Дякую, що це робите, але давайте повернемося до правоохоронної системи. Як ви ставитеся до того, що в правоохоронну систему повертаються старі кадри? Як ви ставитеся до цих людей?

— Сейчас говорят о повальном возвращении. Давайте я сейчас расставлю приоритеты, чтобы вы понимали. Я не люблю тех, и готов их уничтожать, кто переступает через клятву. В данном случае, люди, которые дали клятву, надели погоны и продолжают обогащать свои жизни, для меня — самая низшая субстанция. Ты взял на себя ответственность защищать, но сам, фактически, грабишь и насилуешь…

Мусора пока не уйдут из этой системы. Их сложно искоренить. Вы представляете, какой это прогнивший организм?

— Я могу только представлять.

— Вот, поверьте. Мне кажется, что я только приблизился к осознанию всего этого спрута. Они везде и во всем. Самое страшное, что это и есть моральный срез общества. Я всегда говорил — вот эти в форме, они откуда, с Луны прилетают? Нет, у них есть такие же папа и мама, которая их может в детстве любила. Так почему же такая бл**ь выросла? Которая ничего не видит, только жрет в одно рыло, готова переступать через себя десять раз только для того, чтобы обогатиться?

— Очевидно, что это отголоски нашего советского прошлого.

— Это отголоски не советского прошлого. Это отголоски нашего с вами общества.

— Общество советское. Мы можем этого не замечать, но это есть.

— Поверьте мне, эти люди — внутри системы. Для того, чтобы изменилась система, должно, как минимум, несколько поколений поменяться. У меня есть надежда, я честно верю, что мы изменим систему. Но, к сожалению, кто-то будет возвращаться. В этот барабан переаттестации попадали действительно профессионалы, которые, казалось бы, должны были занимать ответственные посты и которые были бы стержнями, на которых бы формировалась система.

Вы хотите сказать, что аттестационные комиссии — это была чистота процесса? Я вас умоляю. Это такие же люди из общества, которые удовлетворяли свои собственные интересы. Которые приходили, чтобы поглумиться — и это тоже было. Приходили удовлетворить свое ущербное самолюбие. Я это тоже видел.

Говорили: «Слышишь, а ну пойдем над мусорами поиздеваемся». Когда сидели двадцатилетние мальчики и задавали вопросы сорокалетним мужчинам. А я говорил: чтобы задавать вопрос сорокалетнему мужчине и понять ответ, нужно, хотя бы, прожить его жизнь. А то он сидит, у него молоко еще на губах не обсохло, а он пытается создать иллюзию правильного образа. У него еще нет осознания жизни. Проживи столько и создай столько.

Действительно были негодяи, действительно система чистилась. Но этот процесс не может быть совершенным.

— Илья, скажите, как сохранить то, что есть? Патрульная полиция, помните, два года назад, когда запускалась? Это были совершенно другие люди. С ними не просто так селфились, их ассоциировали с американской системой полиции. А сейчас, в пересчете на докризисные времена, они получают зарплату, как обычные пепеэсники. Может нужно чуть-чуть больше? И второй момент, я знаю, что в госпитале МВД в Киевской области каждый день есть люди, которые просят врачей — найдите у меня что-то, и я распрощаюсь с этой системой. Как этот отток предупредить?

— Конечно, была создана достаточно модная картинка, на которую начали вливаться. Я их немножко по-другому воспринимал — всех этих мальчиков и девочек. Тебе нравится форма, ты хочешь ходить с оружием — сынок, а ты слышал, что в твоей стране идет война, а что ты делаешь сейчас напротив меня с пистолетом в красивой форме? Реализовал свои детские мечты? Сынок, а ты не хочешь на фронте немножко побыть и выполнить свой гражданский долг? Нет — на фронт его не хватило. В эту красивую картинку поверили многие гражданские мальчики, которые еще вчера не знали, каким образом себя реализовать. А когда они поняли, что за этой красивой картинкой нужно ножками выхаживать — опасно, оказывается, да и денег не так уж много.

Еще раз говорю — идеальных процессов не существует. Но в эту систему действительно влилась новая кровь. Я ж действительно видел пацанов с горящими глазами. Но я их видел и на фронте. Тольки тем, что на фронте, я верю больше. Была красивая история, в которую все поверили. Но теперь наша задача — наступают трудодни. За всем красивым стоит огромный монотонный пласт работы, который нужно выполнять. И здесь многие говорят — а я на это не подписывался.

— Не все там такие. Вы, как никто, знаете эту систему. При Советском союзе было как: ты или вливаешься туда, или эта система тебя выдавливает.

— Давайте так: ты же пришел бороться, а не фотографироваться. А если ты не готов… Да — и с системой тоже. Я тебя переламываю — ну так а ты не ломайся. Легче всего идти в госпиталь, скулить и говорить, что хочешь уйти. Хочешь уйти, значит ты не нужен. Пускай останутся стержни.

Вы хотите сказать, что все, кто остался, сломались? Я сказал: я знаю, тех, кто служит, защищает — несмотря ни на что. Это как в армии: я пришел на фронт защищать, но эта высота слишком сложная и опасная, наверное, я пойду отсюда — вот там такое не проходит. Поэтому, я и говорю, что все, кто уходят — вон! Останутся те, кто нужны. И я верю в эту систему.

У меня дочь, которой двадцать три года и которая вошла в эту систему через добровольческий батальон. Не красивую шляпу надела, когда это было модно. И такие, как она, останутся. У которых глаза горят и которых ничего не остановит. Придут те, кто готовы бороться с трудностями. Еще раз говорю — нам нужны стержни. Которые гвозди будут забивать в эту систему, и которые не дадут ей расползтись.

Поэтому, это естественный отбор. А всех этих красивых, которые пришли, чтобы было интересно…Послушайте, все, что связано с болью, кровью и спортом — это мужчину никогда не остановит.

— Илья, я просто хотел, чтобы вы ответили тем, у кого мотивы уходить из правоохранительных органов простые — они на эту зарплату не могут прокормить своих детей.

— Серьезно, а зразу вы на что рассчитывали? Сразу разве говорили, что зарплата будет больше?

— Говорили, что все будет идти вперед. Многие шли не за зарплату, а за реформу.

— Да, за реформу. Реформа идет. Я сейчас могу массу назвать негативных сторон правоохранительных органов. Да, у нас на местах берут. И у меня к ним ненависти, может, больше, чем у кого-либо. Но, это не значит, что ты должен сломаться и уйти. Уйти — это бросить высоту, это оставить людей незащищенными. Назвался груздем — полезай в корзину. Если ты мужчина… А нет — так надень платье и уходи.

— В эти дни три года назад была Иловайская трагедия. Ваше мнение — почему до сих пор никто не понес ответственность? И была ли вина высшего руководства армии?

— Однозначно, была.

— Фамилии вы можете назвать?

— Нет. Я не буду навешивать ярлыки. Больше, чем уверен, что было отвратительное планирование, отсутствие опыта, предательство. По-другому назвать это не могу. Я в войне живу — мы людей там потеряли. Трупами тех, кого мы там потеряли, можно напомнить эту комнату и будет еще мало. Поэтому, я даже тех, кто рядом стоял с этим вопросом, поставил бы к стенке и расстрелял бы.

В нашей стране на сегодняшний день такая разбалансированная ситуация, рвутся гранаты на Грушевского, берутся взятки в Нацполиции, причастны к тем или иным скандалам политики, продолжается сдача государственных интересов, появляются чертежи авиационных заводов в других странах. Знаете, почему? Потому, что мы страх потеряли.

Пока в наших жилах вместо крови не будет течь страх за то, чтобы преступить закон и совершить преступление, пока мы не начнем ужесточать наказание в отношении государственных чиновников… Раньше клятвопреступники карались смертью. Поэтому и ценили каждое сказанное слово. Именно отсутствие полноценной системы наказания приводит к подобным результатам.

Половину Генерального штаба нужно было расстрелять. Но если вы не хотите расстреливать и говорите, что у нас мораторий на смертную казнь… В военное время это нужно пересматривать. Пересмотреть наказания в отношении преступлений, которые касаются снижения обороноспособности нашей страны. Халатность, безрассудность, наплевательское отношение — все это вылилось в горы трупов, которые мы получили.

— Но ведь наплевательское отношение и у депутатов присутствует. Ведь это — комплексный вопрос. Можно хорошо или плохо относиться к Авакову или Луценко, но что они могут сделать, если у нас нет честных судов?

— Это отдельный пласт разговора. Мы ничего вообще в этой стране не сможем сделать, пока оборотни в мантиях будут продавать и сдавать. Мы все здесь живем и все знаем, сколько стоит то или иное судебное решение. У них есть фамилии и тарификация.

— Как разорвать эту круговую поруку? Есть у вас рецепт?

— Да. Изменение власти. Будем менять. Не будут пахать — будут еще одни выборы. Будем менять власть ровно до того момента, пока буден нужно. Я сейчас говорю, как гражданин.

Мне сейчас скажут — изменение власти ослабит обороноспособность страны, у нас тяжелое время. Моя четкая позиция на сегодняшний день: проведение парадов — это очень нужная ситуация в военно-политическом воспитании молодежи. Но, это всего лишь верхушка того, что должно происходить.

Сегодняшней власти я не верю. Потому, что кроме слов я не вижу ничего. Спросите меня, и я скажу — я не верю своему президенту. Вы услышали?

— Как президенту или как главнокомандующему?

— Президент и есть главнокомандующий. Он тот человек, от которого зависят судьбы миллионов украинцев. Вот перед вами сидит украинец, который выполнил свой долг перед Родиной. И если это нужно будет — еще тысячу раз выполню. Но только я не верю президенту своей страны. Почему? Потому, что у меня на это есть объективные причины.

Только божьим проведением мы удерживаем страну от хаоса — от экономического коллапса. Душами, телами — и это не просто слова — мы еще удерживаем восточный фронт. Поверьте, слишком слабая сегодня позиция. Легко говорить. Можно выступить на любой трибуне и рассказать о ситуации. А то, что у нас с противником товарооборот увеличивается… Вот — это больше, чем каждое сказанное слово. Это все дает негатив в обществе.

— Я уточню, что товарооборот увеличился в соответствии с периодом прошлым. На самом деле, за три года он уменьшился в разы.

— Он вообще увеличился.

— Я здесь никого не защищаю, просто говорю. Буквально пять минут осталось, хочу с вами поговорить по поводу Социалистической партии. Скажите, как вы приняли решение возглавить политическую силу, которая в свое время была довольно таки сильно скомпрометирована ее бывшим лидером и потеряла много своих сторонников?

— На самом деле, решение было достаточно обдуманное. И я больше, чем уверен — правильное. На сегодня в нашей стране существует целый огромный пласт левого электората, который нужно поднимать и пропитывать патриотизмом.

Левый электорат — достаточно действенен, он сильный. Есть сильные идеи, однозначная позиция, дисциплина — защищенность социальных слоев населения. В данном случае этот левый электорат растягивается теми, кто использует какую-то приблизительную риторику, и у кого нет ни идеи, ни позиции. И кто дальше продолжает действовать в отношении той или иной олигархической семьи.

Моя задача и появление на левом фланге связано с одним — поднять, укрепить и напитать левый электорат любовью к Украине и патриотизмом. Я уверен, что, в данном случае, эта часть населения — они не просто дееспособны и не просто умеют защищать и любить, а будут действовать в интересах нашей с вами страны. Только все вместе мы сможем построить нашу с вами страну — сильной и независимой.

— Я просто скажу свои ощущения: я давно слежу за вашей деятельностью. Блокада Крыма, события в Чаплинке мной воспринимались позитивно. Но, в то же время, я вас никогда не ассоциировал с левыми. Поэтому я был удивлен, что вы возглавили именно Социалистическую партию.

— Здесь, конечно, может попахивать прагматизмом. Потому, что на фоне старых, слюнявых, маразматических ртов, которые в свое время сдали идею… Да прекратите стонать из морга — дайте жить молодым. Это я говорю про тех, которые сдали. И на их фоне мы сможем быстро поднять, возобновить полноценную левую позицию в нашей стране. Но, еще раз говорю, не путайте социализм с Советским Союзом. Здесь социализм будет до корня пропитан патриотизмом. И не переваливайте это все на фашизм.

— В этом вопросе очень важно — будет ли это очередной политический проект или действительно партия? Кто финансирует вашу партию?

— Сейчас точно никто не финансирует, потому что мы только начали. Вот так и есть — она восемь лет лежала на полке, пылилась. Никто близко не подходил — все отталкивались, как от чего-то грязного. Это из-за того, что была предыстория этих нафталиновых социалистов. Но это же не значит, что мы людей должны всех облить этой грязью.

Я знаю, что я поведу. Во мне хватит харизмы, сил, смелости, я не обременен деньгами — мне очень легко двигаться. Я говорю: я и мой друг автомат Калашникова — всегда со мной. Все зависит только от нас. Я встал и налегке пошел. У меня нет оффшоров, домов, недвижимости. Здесь я смог сохранить свою идентичность и быть быстрее, чем все остальные политики.

— Где вы собираетесь брать деньги на функционирование партии?

— Это второй вопрос. На сегодняшний день финансирования нет. Потому что проводится только аудит. Есть полка с запыленными томами. Мы к ней подходим, начинаем каждую папку брать, сдувать пыль и смотреть.

Однозначно, будет финансирование. Это будет и бизнес в том числе. Потому, что другого алгоритма пока нет. Я знаю, что вы хотите спросить: «А Аваков имеет отношение?»

На сегодняшний день у партии есть идея и наше задание ее не просто возродить, а и укрепить. Деньги нужны в любом случае. Для того, чтобы начать потихоньку подниматься. Здесь немножко легче, потому, что есть идея и есть люди, которые с ней, мало того, что выросли, а еще и поменялись в нескольких поколениях. Нам здесь будет проще — это не тот мыльный пузырь, который нужно раздувать и делать ярким, чтобы все в него поверили. Но есть одна четкая позиция. Есть такой старый забытый лозунг: «Украина понад усе». Вы выбьете все из себя, если вы хотите построить будущее для своих детей.

Я уверен, что каждый из нас не хочет, чтобы была война. А она закончится тогда, когда у нас появится достаточное количество танков, чтобы ее закончить. Это — моя позиция. Политика без танков за спиной не может быть эффективной.

Партия будет сильной, и она будет наполнена украинским патриотизмом.

— Илья, если можно, дальше ответ «да» или «нет». Будут ли известные фамилии среди тех, кто финансирует вашу партию?

— Да. Давайте вы меня пригласите месяца через два, и мы сможем уже более детально обговорить. Сейчас идет процесс обсуждения. А пока я ответил на те вопросы, в которых я уверен. О том, в чем я не уверен, я не говорю.