Автономизация по-большевистски: истоки войны в Карабахе

«От нас ИГИЛ в четырехстах километрах, Северный Ирак и Курдистан — в трехстах», — описывает регион с его беспокойным соседством армянский политолог. У армянской стороны есть тенденция обвинять азербайджанцев чуть ли не в том, что на их стороне воюют боевики-джихадисты. Оставив в стороне эти обвинения, признаем: Ближний Восток вспоминают не зря. У него с Закавказьем есть нечто общее. Оба региона – это некогда окраины дряхлеющих империй, Османской и Российской, получившие свои нынешние границы после Первой мировой. Разница в том, кто эти границы чертил — Антанта или большевики.

Кому делить Закавказье, до поры до времени было неясно. Советская Россия по Брестскому миру уступает регион Турции, союзнице Германии, а уже турки с немцами делят добычу. Немцы берут бакинскую нефть. Потом, после краха Германии, в регион приходят англичане. Все это в условиях непрекращающихся междоусобиц трех молодых государств — Армении, Азербайджана, Грузии. Азербайджанские националисты, мусаватисты, делают ставку на турок, все-таки свои братья, мусульмане. А армянские, или дашнаки, — на англичан. Турки же и англичане преследуют в регионе свои интересы. Так, Британия по аналогии с ближневосточным пактом Сайкса-Пико выделяет особые «нейтральные зоны» (богатые ресурсами), которые берет под свое непосредственное управление. Установи границы Британия, результат, вероятно, был бы тот же — раздор. Но к 1920-му англичане уходят.

Приходят большевики и обещают мир региону.

Принципы «империалистов» понятны: раздели выгоды сообразно силе. Турция не прочь бы взять бакинскую нефть, а вынуждена уступить более сильному, Германии. Большевики же обещают границы по справедливости, в интересах самих народов. Из официальных документов следует, что Карабах приписывают к Азербайджану, исходя из экономической целесообразности и желаний местного, в т. ч. армянского крестьянства. «Азербайджан настаивает на немедленном присоединении Карабаха и Занзегура, — пишет в записке Ленину тов. Орджоникидзе, делегированный в регион для решения «национального вопроса», — по-моему это необходимо проделать, так как оба уезда экономически тяготеют к Баку и совершенно отрезаны от Эривани (Еревана. — М. П.)». Бюро же компартии Азербайджана особо подчеркивает, что «армянское крестьянство Карабаха не хочет входить в состав Армении». В общем, вопрос решен. Есть одно «но»: все демократично лишь на бумаге.

Практику решения «национального вопроса» приоткрывает Ленин в работе «К вопросу о национальностях или об «автономизации». Поводом написания работы как раз становится деятельность Орджоникидзе на Кавказе, а, точнее, его «рукоприкладство». Тов. Орджоникидзе бьет (в прямом смысле) грузинских социал-националов, которые «вывели его из себя» требованием национального суверенитета. В общем, вступление в союз дело добровольное, но обязательное. Хотя это рукоприкладство не имеет отношения к карабахскому вопросу, оно интересно как элемент атмосферы тех споров, к сожалению, чуждых демократизму. Были ли чиновники из Баку лучше московского гостя? Думаю, вопрос риторический.

Если принципы равенства, демократии лишь декларированы, то какие воплощены в жизнь. Трудный вопрос. В логике колониальной политики Карабаху надлежит стать яблоком раздора между Арменией и Азербайджаном, чтобы надолго забронировать за Москвой роль миротворца. А следуют ли тов. Орджоникидзе или тов. Сталин, тогдашний нарком по делам национальностей, этой логике, можно только гадать — в записках Ленину нет ни слова об этом.

Впрочем, снова «но»: проблема глубже, чем «принудиловка». По данным переписи, на 1979-й в Карабахе проживают 123 тыс. армян и 37 тыс. азербайджанцев. Можно предположить, что на референдуме с вопросом «Передать ли Карабах Армении» победят армяне. Да, их победа будет демократичной, но несправедливой, ведь в таком случае азербайджанцам придется бежать с насиженных мест. Как раз это происходит в конце 1980-х — начале 1990-х. Азербайджанцы компактно проживают в своих селениях и городах, а во время гражданской войны бегут, оставив армянскому Карабаху города- и селения-призраки. Брошенные дома, развороченные дороги, полное безлюдье — вот что описывают корреспонденты, побывавшие в таких местах. То есть просто демократического волеизъявления еще не достаточно для наилучшего решения.

Дело не в том, чтобы передать Карабах тому, кому надо, а в том, чтобы создать условия для общности армян и азербайджанцев в Карабахе.

В 1920-м в Карабахе работает комиссия Кавказского бюро РКП(б) (Российская коммунистическая партия большевиков. — М. П.). Процитирую записку одного из руководящих работников этой комиссии: «Чувствовалось, что нет в крестьянских массах карабахского вопроса, а есть целый ряд мелких практических вопросов, которые не решаются. Армянский крестьянин говорит, что ему нужно только безопасную дорогу в низменную часть и возможность культурно развиваться». «Культурно развиваться» — звучит как штамп, но, по сути, это главное. Ленин не совсем ошибается, когда пишет, что «национальный вопрос» есть следствие угнетения и отсталости и что он будет снят по мере экономического и культурного развития.

Вот тут, наконец, мы добрались до «вины» большевиков: единство армян и азербайджанцев 70 лет существует лишь на бумаге и поддерживается не изнутри, а извне — репрессивной машиной государства. Причина этого — звучит как парадокс — недостаток революционности, или сохранение традиционных институтов под советской вывеской.

В уже цитированной работе Ленин что есть силы ругает российский аппарат, который «заимствован нами от царизма и только чуть-чуть подмазан советским миром». Этот аппарат, состоящий из «великороссов-шовинистов, в сущности, подлецов и насильников, каким является типичный русский бюрократ» (цитата!), превращает право выхода из союза в пустышку: попробуй выйди — морду набью. Но есть другая сторона, которую вождь обходит: неизбежная корреляция подлецов и насильников из российского и местного аппаратов. Публицист Леонид Млечин, пишущий для «Новой газеты», собирает свидетельства о первом секретаре компартии Азербайджана с 1930-х и до начала 1950-х Багирове. Вот как вспоминает этого большевика председатель Госплана СССР Николай Байбаков: «Багиров — человек с тяжелым, нелюдимым взглядом, вкрадчиво-властным голосом, а по натуре уголовник, сколько прекрасных людей погубил он». Но у него есть плюс, любезный сердцу российского бюрократа: ради галочки в плане Багиров пойдет на все. Как план по шерсти не выполнен? Вытащить шерсть из подушек и матрасов колхозников, рабочих, служащих. Этот случай (а может, регулярность) тоже описан. Пусть Багиров вытащит шерсть у всех — у азербайджанцев, у армян. Но армянин-то еще заметит: грабят по приказу из Баку, эх быть бы нам в Армении.

Карабахский конфликт, а шире — конфликт Армении с Азербайджаном — начинается не в перестройку. Еще в царской России бывали погромы то армян, то азербайджанцев, а после краха империи вплоть до 1920-го две стороны активно воюют. Беда в том, что за время так называемого интернационализма народы не стали ближе. Интернационализм был ограничен рассказом о 26 бакинских комиссарах, людей разных национальностей, живших в Баку и делавших там революцию в ноябре 1917-го. Насколько комиссары соответствовали своему идеальному образу, сейчас уже трудно сказать, их правительство пало под ударами «контры», а они были расстреляны. Новые же комиссары, пришедшие вслед, сохранили традиционные авторитарные институты. С тех пор эти институты лишь меняют время от времени вывеску. То, что вспоминает Байбаков о Багирове, практически повторяет Эмин Хусейнов, политический эмигрант из Азербайджана, пишущий для Foreign Policy, но об Алиеве: убийства, избиения, тюрьма, угрозы — таковы методы нынешнего президента. У Карабаха есть причины не верить Баку, что отнюдь не значит, что хорош Ереван.