Око за око: почему война — это способ жизни в Ираке

Журнал Foreign Policy публикует статью о большом успехе армии Ирака — взятии города Рамади. Другими словами, о том, как шииты освобождают (?) суннитский город, цитадель ИГИЛ. Дуглас Олливант, автор статьи, надеется, что в этот раз (в отличие от Тикрита) резни на улицах не будет. В конце концов, ну, не получится заселить город в суннитском районе ни курдами, ни езидами, ни шиитами: кто выиграет от резни?

По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед

В апреле 2015-го армия, точнее — шиитская милиция, наступает, теснит ИГИЛ и «освобождает» Тикрит. Тут всегда добавляют: малую родину Саддама.

Генералы, словно по обычаю средних веков, отдают город на разграбление. Конечно, въедливым журналистам с Запада они говорят: за мародерство и суды Линча любой, несмотря на чин, ответит по закону. Но вот что видит корреспондент Reuters. По улице ведут мужчину, говорят, боевик ИГИЛ. Солдаты улюлюкают, требуют крови. Офицер достает нож, наносит удар в шею пленного – раз, два… Солдаты ликуют. Или другой эпизод. Молодой солдат, по уму еще ребенок, едет на красном велосипеде, он отрывает руки от руля и кричит: «Ура! Я с детства мечтал о таком велике». И страшно, и смешно.

После пира победителей приходят репрессии. В городе Эль-Микдадии, провинции Дияла, что вблизи границы с Ираном, как пишет Amnesty International, убийства и похищения жителей-суннитов стали уже «нормальной» практикой. Акции устрашения проводят в ответ на партизанские вылазки игиловцев. В глазах шиитов сунниты несут солидарную ответственность за ИГИЛ. Не поймал боевика – убей любого другого суннита. Все они друг друга стоят.

В районах чересполосицы, где селения суннитов, курдов и езидов перемешаны, репрессии принимают форму этнических чисток. В провинции Ниневия на севере Ирака езиды сносят арабские деревни. «Милиция езидов и курдов, — говорит старейшина одного из племени арабов в беседе с Amnesty International, — уже уничтожила бульдозерами 22 деревни, выгнав на улицу до 10 тысяч моих соплеменников». То же в провинции Киркук.

В сам город Киркук бегут от боев разные люди, в том числе арабы-сунниты. Курды скрепя сердце пока пускают гостей, но уже винят их во всех бедах, дескать, из-за арабов растут цены на рынке и воду они всю выпили. Еще чуть-чуть, и арабам придется бежать уже из Киркука.

Кровавое колесо

«Почему вы не звонили мне, когда они брали наших женщин, грабили наши дома?» — обрывает защитника прав человека полевой командир езидов. Да, у всех в Ираке большой счет к суннитам.

Ирак в середине XX века отстает от своих соседей, нет ни буржуазии, ни парламентаризма (есть только здание парламента, причуда англичан). Один из халифов на час генерал Касем подумывает в начале 1950-х провести так называемые демократические выборы, даже на здании парламента (которое есть) приказывает выбить лозунг «Во имя народа». Но потом решает, что возиться с партией а-ля «Свободные офицеры» (как у Насера в Египте. — М. П.) зря время терять. В итоге просто запрещает все партии.

Политики («политии» у Аристотеля) как формы общения свободных людей на арабском Востоке не было и нет. Но отсутствие даже декораций лишает власть всех тормозов. Армия у руля в Египте, в Сирии, но только в Ираке насилие над несуннитами получает значение нормы, недорогих военных учений. Советский арабовед Георгий Мирский пишет об особом психологическом типе иракского офицера: «Систематические расправы над населением развращают, разлагают развивают буйную страстность, резкость». Эти черты работают против самих генералов: их молодая смена любит демонстрировать народу тело предшественника, прошитое очередью из автомата.

По сути, в Ираке тогда и, пожалуй, сейчас сосуществуют две организованные силы – племя и армия. Причем армия, увлекаясь переворотами и войнами, сделала все, чтобы свести на нет шансы на экономическое развитие — то единственное, что может снять племенные различия, создать нацию.

А в племенной морали есть норма «око за око, зуб за зуб» и нет привычки к тому, чтобы отличать данного человека от его племени. К слову, у аборигенов Австралии был замечен обычай: если найден мертвый сородич, нужно посмотреть, в какую сторону полетит птица-талисман или проползет жук-талисман (талисманы у всех разные), потом пойти в ту сторону и в первой попавшейся деревне кого-то убить.

Пока у суннитов была монополия на власть (= насилие), им нечего было бояться. Но США в 2003-м лишают их монополии.

Здесь стоит сказать об отношении армии и племени. Армия не то же, что племя: ее генералы не зависят от племенных вождей. Ничто не мешает, допустим, Саддаму уничтожать старейшин суннитских племен. Но армия также не национальна, ее образуют члены определенной касты, утратившие, правда, патриархальную связь с племенем, но опознающие друг друга по метке — суннит, или шиит, или езид, или и т. д. До 2003-го в армию набирают по метке «суннит», после — «шиит». В Foreign Policy критикуют аль-Малики, премьера Ирака в 2006-2014 годах, за «сектантскую политику»: почему делал ставку только на шиитов? Но ждать от аль-Малики «интернационализма» — значит рассуждать в категориях другой, чуждой Ираку культуры.

Ирак Саддама создает у наблюдателя иллюзию порядка. Нынешний Ирак – хаос, но точнее — следствие «демонополизации», когда сунниты монополию на насилие уже потеряли, а шииты еще не нашли. Дело в том, что у шиитов есть своя так называемая правительственная армия, но свои армии есть теперь у всех, в том числе у суннитов. Армия суннитов – ИГИЛ.

ИГИЛ – скорректированная с учетом потребностей часа старая армия Саддама. В The New York Review of Books приводят послужной список вождей. Абу Бакр аль-Багдади — выпускник Исламского университета в Багдаде, юноша, откликнувшийся на призыв Саддама в начале 1990-х: ударим по США нашей духовностью! Иначе говоря, политработник. Двое его замов — люди практические: Абу Муслим аль-Туркмани из военной разведки, Абу Али аль-Анбари армейский генерал. В ИГИЛ есть все: армия, госслужба, налоги, суды. Все, как раньше, только головы режут с большим артистизмом. Так генералы Саддама возвращают США должок, «Шок и трепет» 2003-го.

По Ираку катится кровавое колесо: сунниты Саддама по традиции режут шиитов, шииты аль-Малики  — суннитов, сунниты ИГИЛ — шиитов, шииты опять — суннитов…

Через тернии к демократии

В уже упомянутой статье Foreign Policy Дуглас Олливант приводит структуру населения Ирака: 20% — сунниты, 60-70% — шииты, и делает вывод, что «Ирак ждет шиитское будущее. Это демократический выбор большинства, он неопровержим». Проблема в том, что понятие «демократический выбор» не применимо к стране, где нет нации, субъекта выбора. Демократически решают вопрос из общенациональной повестки дня. Вот в Соединенном Королевстве будут решать, быть или не быть в ЕС. Но там не решают, резать или не резать шотландцев. В Ираке большинство в 60-70% может проголосовать «всех суннитов повесить», а сунниты-то не согласятся, и будут правы.

В США ищут аргументы в пользу тезиса «в Ираке существует единая общность, иракский народ». В этом дискурсе хорошие сунниты и хорошие шииты на вес золота. Посмотрите, племя Альбу-Нимр сунниты, а против ИГИЛ, джихадисты у них 500 человек убили. Такие примеры напоминают потуги советских арабоведов найти социализм где-нибудь в Южном Йемене. Знаете, в Адене, столице Народной Демократической Республики Йемен, до народной революции всего четыре женщины умели писать и читать, а теперь детские, юношеские, женские организации…

Окей, племя Альбу-Нимр против ИГИЛ, но это совершенно ничего не означает. Еще армия Саддама была орудием в руках суннитов, но отнюдь не транслировала волю племенных старейшин. Армия по отношению к племени институт модернистский, надплеменной и, в сущности, узурпирующий власть патриархов. Эту чуждость племени сохраняет ИГИЛ. Племя Альбу-Нимр вопреки желанию попадает в чужую игру: ни США, ни ИГИЛ нет дела до амбиций племенных старейшин, для США речь идет просто о примере «хороших суннитов», а для ИГИЛ – о предателях ислама. Но за эту игру племя платит высокую цену, 500 жизней. Теперь патриархи вынуждены учитывать реалии большой игры, и тут выбор далек от очевидности. Союзник США в Багдаде – шииты, проводящие «сектантскую политику», они не придут на помощь даже «правильным суннитам». А ИГИЛ под боком, измен не прощает, но этнических чисток суннитов не проводит. Не безопаснее ли примириться с ИГИЛ?

В Ираке единая нация вряд ли получится из гремучей смеси суннитов, шиитов, курдов, езидов, ассирийцев и т. д. Единое государство каждый понимает как орудие господства своей касты и угнетения других. К слову, уже идут трения между шиитами и курдами. Еще чуть-чуть, и шииты в Багдаде решат, что курды в Эрбиле завзятые сепаратисты. А у курдов есть претензии к шиитам в провинциях Ниневия, Киркук, Салахаддин, Дияла: в самом деле, почему чистки нужно ограничивать арабами-суннитами?

Тенденции

В Ираке де-факто образуются несколько моноэтноконфессиональных государств, со своими органами власти, полевыми командирами, границами. Этот процесс чреват войной, ведь все границы спорны. Но война чревата миром: если границы будут согласованы, каждый этнос перейдет к обычной политической повестке дня, забыв наконец об экзистенциальных спорах с соседом.

Пионером в этом процессе являются курды. Шииты и сунниты слишком увлечены борьбой за Ирак в целом, а езиды еще думают, то ли создать свое государство, то ли примкнуть к курдам. Любопытно, что курды дают две разные модели государства. Курды в Сирии живут по Бакунину и Кропоткину, то есть анархическими коммунами, интегрируя в себя даже этнически чуждых арабов. А курды в Ираке воспроизводят традиционную ближневосточную модель, этим летом их президент Барзани автоматически продлевает свои полномочия еще на два года. То есть большой Курдистан, которого так боится Турция, еще не факт, что появится. Очевидно одно: пока этносы не разошлись, война будет идти. В Ираке война — способ существования страны.