Роман Бочкала об угрозах НАБУ, Bentley Омеляна и агрессивных протестах
О контроле над НАБУ
При каждом органе власти и правоохранительном органе есть некие общественные советы. И только при НАБУ общественный совет имеет приставку «контроль». То есть мы не просто советуем, мы должны еще и контролировать.
Это не просто слова. Это прописано в положении о деятельности Совета общественного контроля. Мы должны следить за тем, чтобы НАБУ шло в правильном направлении, не было незаконных действий со стороны его сотрудников.
Живой пример, когда недавно в Лукьяновском СИЗО, как заявила об этом адвокат Самарець, якобы следователь Ершов избивал ее, нанес ей телесные повреждения, выхватывал из рук какие-то документы. Эта история была довольно громкой. Вот мы сейчас с ней разбираемся.
Малая группа членов Совета общественного контроля провела встречу с Артемом Сытником, в ходе которой мы обсуждали, как эту ситуацию урегулировать. Мы пришли к нему с настоятельной рекомендацией наказать Ершова.
Об угрозе независимости НАБУ
Когда НАБУ только было организовано и были назначены его руководители, тогда были прямые попытки склонить на ту или иную политическую сторону. Все эти попытки потерпели крах.
Валентин Наливайченко о причинах коррупции, манипуляции власти и дальнейших протестахМы это видели по уголовным делам, которые открывались вне зависимости от того, какую партию представляет тот или иной коррупционер. Точнее подозреваемое лицо, потому что у нас, к сожалению, пока нет решений судов.
В первый год своего существования НАБУ удалось заявить и громко доказать свою независимость.
Потом была вторая попытка – назначить аудитора. Мы помним историю с господином Брауном, непонятно откуда взявшимся. Эти попытки тоже провалились, хотя они были очень настойчивыми.
Мне один народный депутат рассказывал. Он должен был лететь в Нью-Йорк на заседание Генассамблеи ОО. Ему звонил один из представителей коалиции и в приказном порядке говорил: «Все, ты никуда не летишь. Нужно за Брауна голосовать. Какая нацбезопасность? Нужно Брауна назначать». Такой была попытка власти назначить именно этого аудитора, а потом с его помощью, возможно, попытаться поменять руководство НАБУ, выявить какие-то нарушения или псевдонарушения.
Сейчас мы видим некую третью стадию – это попытка дискредитировать НАБУ информационно. Сейчас появились какие-то адвокаты, псевдоактивисты, недожурналисты, которые пишут всякого рода статьи.
Я не говорю, что НАБУ святое. Нужно объективно подходить. Я потому и рассказываю о том же Ершове. Все есть в работе. Но мы видим и попытки явно предвзятого очернения, которые не имеют ничего общего с объективным подходом.
О судах и деятельности НАБУ
НАБУ – это следственный орган, это не орган судебной власти. Напрямую НАБУ это не может дискредитировать, это дискредитирует сами суды и показывает, что мы имеем псевдореформу, поскольку ничего, по большому счету, не изменилось.
Владимир Парасюк о депутатах-лжецах, непонятной медреформе и открытых спискахКоррупционеры как покупали, так и покупают судебные решения.
Я это вижу даже как член общественной организации «Стоп коррупции». Мы боремся с песчаными нелегалами.
Мы заставляем правоохранительные органы арестовывать технику, вывозить ее на штрафплощадки. Нелегалы даже не пытаются этому как-то препятствовать.
Они знают, что пойдут в суд и там отменят все эти постановления.
Я знаю все эти таксы. Это $10 тыс., $20 тыс. за решения судов первой инстанции, второй инстанции. К сожалению, в этом плане ничего не изменилось. НАБУ в этой ситуации очень сложно.
Вы видите, как изменилась риторика даже представителей власти. Хотя раньше была даже какая-то общая позиция, что не нужен Украине Антикоррупционный суд. Сейчас уже президент заявил, что, все-таки, нужен. Чем дальше, тем очевиднее, что без этого никак нельзя.
О митингах и деньгах
Это отдельная тема – демонстрации, которые сейчас проходят. В них очень много политики. Хочу сказать, что в нашу организацию «Стоп коррупции» приходили гонцы, которые предлагали деньги за участие в этих акциях.
Это было еще летом. Еще тогда шла подготовка. Я помню, еще в июле. Это все подавалось под таким патриотическим соусом. Вот там какие-то добровольцы, вот какие-то антикоррупционеры, да, вот есть финансовая поддержка. Мы послушали и сделали для себя выводы.
Серьезные суммы предлагались. Сотни тысяч долларов за какие-то комплексные мероприятия с провокациями. Так как это подавалось тогда, речь шла о том, что вслед за протестами должно возникнуть неповиновение, которое должно привести к перевыборам.
О деле Владимира Омеляна
Сложно прогнозировать. Скажу одно. Еще в режиме «офф-рекордс» где-то полгода назад на заседании Общественного контроля руководство НАБУ нам сообщило, что по Омеляну есть вопросы. Конкретно по его дому, который был куплен у одного из народных депутатов. Я не хочу называть фамилию, но я думаю, что это все скоро станет известным.
Тогда четко прозвучало, что купил именно он. В такой трактовке. Это говорит о том, что у НАБУ были и есть, если появилось уголовное производство, основания полагать, что это была такая скрытая сделка.
Есть вопросы по поводу Bentley. Мое личное мнение. В стране такая сложная ситуация, в стране война. Министр Омелян заявлял, что у министров маленькие зарплаты, поэтому очень тяжело. А тут ты покупаешь Bentley жене. Даже если у тебя есть деньги – это пошло. Ни в одной стране Европы ни у одного из министров нет Bentley.
В такой ситуации, с одной стороны, Bentley – это не совсем уместно. С другой стороны, это вызывает вопросы.
О коррупции в глубинке
Иногда она еще больше, чем мы можем себе представить. Иногда еще глубже и циничнее, чем в Киеве.
Тарас Чорновил о принципиальности Майдана и сложных открытых спискахЯ был в Житомирской области. Сначала — в городе Олевск. Этот город известен как одна из «янтарных столиц». Там у людей, у селян просто взяли и забрали землю – 500 га. Это их паи, на этой земле они выпасали своих коров. Ночью просто зашла техника и вспахала. Якобы это была некая аграрная фирма, которая эту землю как-то купила.
Мы стали выяснять, собрали людей, пошли к мэру, потом к главе райгосадминистрации. Те сразу подняли руки, набрали этого инвестора, сказали: «Ты что, ничего не делай». Как-будто они все были не в курсе. Потом мы выясняем глубину.
На самом деле никто не собирался там ничего выращивать, и эта аграрная фирма – всего лишь прикрытие. На этой земле был разведан янтарь, и она нужна только для того, чтобы его там добыть. Никого не волнует, что эти люди потеряли свое пастбище, что им больше некуда вести коров.
Кому-то это покажется мелочью. Но это не мелочь. Это важно. Когда мы стали говорить с этими людьми дальше, то несколько из них накануне были в Киеве на этих протестах. Это была их единичная акция. Один человек поехал, другой. Искренне. Каждый поехал со своей бедой.
Они не поехали ради трех объявленных организаторами требований: изменить закон о выборах, снять неприкосновенность с депутатов и т. д. Они поехали со своей болью.
Есть проплаченное ядро и есть стимуляция (в акциях протеста, — ред.). Но есть люди, которые недовольны тем, что сейчас происходит в стране. Давайте представим, что вот так в каждом районе, в каждом городе найдутся несколько человек, которых уже достало, они все соберутся и приедут в Киев. Тогда действительно от Верховной Рады ничего не останется.
Об иных протестах
У нас есть горячая линия – любой может позвонить. Есть сайт, есть Facebook. Сейчас в основном все коммуникации происходят в интернете. Каждый день приходит масса сообщений.
Хочу сказать, что протесты у людей уже не те, что раньше. Они стали более агрессивными. Может быть, из-за войны, может, из-за всех тех несчастий и трагедий, которые произошли в стране за последние годы.
Когда мы зашли к главе администрации в кабинет (в Олевске, — ред.), возникла такая ситуация, что народ просто хотел схватить его и выкинуть в окно. Я даже это начал гасить, чтобы потом не назвали это провокацией. Но это просто было искреннее желание людей: взять его, задушить и выбросить в окно. Этого, извините, подонка, который сидит весь такой холеный, с маникюрчиком. И зашли эти люди, которые пахнут землей, молоком с черными руками. Укоторых просто забрали последнее – их землю. Они просто хотели его задушить. И, наверное, имели для этого моральные основания.