Николай Маломуж о версиях взрыва в Калиновке и состоянии войны

— Хочу с вами обсудить горячие резонансные темы. Начну со взрывов на арсенале в Винницкой области, в Калиновке. Скажите, по-вашему мнению, что это было: диверсия, воровство, халатность, возможно, продажа боеприпасов налево?

Те факты, которые уже расследованы, указывают на то, что простая система безопасности, это физическая защита и даже заграждение, отсутствовала на многих направлениях в районе пяти километров. Было делом времени, когда этот склад взорвется. По предварительным данным, там шло разворовывание. Потому что склады были под открытым небом, многие из них. Многие граждане проникали на территорию склада. Шло разворовывание боеприпасов, которые имели ценность для продажи, например, на цветной метал из гильз, боевых зарядов для танков, для гаубиц — это очень востребованные материалы.

Поэтому, с одной стороны, действительно возможна халатность, которая привела к нарушению правил техники безопасности с электричеством. И это привело к пожару. Проведена первая экспертиза, это было рассмотрено на комитете по вопросам национальной безопасности Верховной Рады, и это было первым фактором нарушения режима. И, конечно, вероятность поджога умышленного, потому что шли разворовывания. По факту оценки ситуации, около одной трети тех складов, которые взорвались, были пустыми.

— К какой версии вы больше склоняетесь?

— Халатность, которая привела к нарушению техники безопасности и поджогу. С одной стороны, может быть версия, что это сокрытие следов разворовывания. С другой, что это мог быть и неумышленный поджог, что детонация пошла от электричества — это более реальная версия.

Хотя рассматривают версии диверсии и внешний фактор со стороны Российской Федерации. Мало данных, что такое было. Хотя мы не исключаем, что и этот фактор должен рассматриваться. Возбуждено уголовное дело по диверсии, но пока мы говорим о халатности, которая привела к системным проблемам.

— Вы говорили о воровстве. На каком уровне это воровство могло быть?

— Первое — на уровне военных, которые охраняли этот склад и могли реализовывать в различных форматах — как отходы, переработанный материал. Могли быть и бытовые разворовывания, ведь туда проникали многие граждане, которые могли воровать беспрерывно. При ревизии это могло быть выявлено, и были бы применены санкции. Как спрятать? Поджечь, и все это будет уничтожено.

— Вот я хотела еще с вам поговорить по поводу участившихся случаев взрывов автомобилей. Полковника СБУ Максима Шаповала взорвали практически в центре Киева. Журналист Шеремет также был взорван. История с чеченцем на Бессарабском рынке. Вам не кажется, что это все один почерк какой-то террористической организации, которая действует в Украине? Как вы все это можете охарактеризовать?

— Как профессионал, я рассматривал уже много случаев терактов и версий, тут и за рубежом. У каждой ситуации разные причины. Внешне это единые причина и почерк. Но если мы говорим о Шеремете — то это внутриполитическая причина, потому что Шеремет многим мешал. Почему следствие не идет, тормозит — там обнаружено сотрудничество с действующими сотрудниками СБУ, МВД, слежка, на которую Шеремет обращался с жалобами. Много факторов, что это действительно внутренние причины. Неудобный журналист пострадал за свою профессиональную деятельность.

Другое дело, если мы говорим о Вороненкове — депутате Госдумы, который прибыл в Украину и на которого было покушение. Уже озвучена версия, что это ревность бывшего мужа, бандита в законе, возможно, со следами спецслужб. Тут много факторов может быть. Одновременно — очень мало мотивов у бывшего мужа. Больше мотивов — это глобальные разборки, где был участником Вороненков. Например, контрабанда наркотиков. Вторая ситуация — это его позиция в отношении Крыма. В Госдуме он голосовал за присоединение Крыма, и, соответственно, исполнители являются представителями праворадикальных организаций. Эта версия тоже может быть. Может и спецслужбы где-то работали. Но есть конкретные мотивы, и сейчас даже не указывают прямо, что это ФСБ. Говорят, что это вор в законе. А почему исполнителями оказались именно те люди, которые явно не работают на Россию? Может где-то подпольно, это мы уже выясним.

Точно так же по чеченцу. Там большие противоречия были в чеченской среде. Они были в оппозиции к Кадырову. Соответственно, постоянно вели борьбу. А Кадыров и его команда не прощают тех противников, которые вели боевые операции против него.

— Мне было интересно ваше мнение, потому что, действительно, след очень похож. И взрыв машины — это же не самый лучший способ убрать человека. Всех взрывают, бомба в автомобиль подложена. Вам не кажется, что это все идет из какой-то одной организации?

— Тяжело сказать. Спецслужбами всегда выбираются разные способы исполнения, и никогда нет повтора. Это не так, как бандит приходит на квартиру с одним взломщиком.

А способ, который позволяет на расстоянии совершить подрыв, сравнительно безопасный. Киллер тоже может быть, но для этого нужно соответственно готовиться. Нужен специалист высокого класса, который будет выполнять такие решения. А тут проще.

— Но бомба может и не взорваться. Могут засечь.

— Если большой заряд, то он эффективно может провести операцию в отношении того или другого объекта. Киллер тоже может промахнуться. В этой ситуации выбор за исполнителем. Ну, и еще, возможно, резонанс. Когда важно показать, что наказали противника способом общеопасным. Но самое главное — политический и информационный резонанс. Это такой повод показать, как мы мстим, уничтожаем своих противников прямо в центре Киева.

Я думаю, что сейчас мы большой объективности не получим. Первая причина — неквалифицированная работа спецслужб и, особенно, следственных органов. Вторая составляющая — это заинтересованность ряда политических сил, внутренних и внешних, не расследовать эти дела.

Сейчас мы можем говорить о едином подходе, но эти случаи разные по исполнению и мотивам. Это я говорю, как юрист. Потому что мотив в этой ситуации может быть самый разный. Депутат — это одно. Шеремет — это политическая или профессиональная составляющая. Чеченец и межусобные разборки — это третья ситуация. По Шаповалу возможны две версии: это либо спецслужбы иностранного государства или боевики, либо внутренние противоречия. Многие представители спецслужб содействуют бизнесу.

— Вы говорите о наших украинских спецслужбах?

— Да. Мы говорим о том, что коррупция у нас присутствует. Особенно боевые офицеры часто крышуют. Это не секрет. Они за это получают большие деньги. Почему они себе строят коттеджи и имеют суперавтомобили?

— А какие наши внутренние структуры могут работать таким образом?

— Мы спокойно говорим о представителях МВД, СБУ, прокуратуры и военной разведки. Многие получают неофициальные средства от каких-либо структур, крышуя их прямо. Есть конкуренты, конфликт интересов. И если представитель спецслужб попадает в такую передрягу, то он первый и будет страдать, наряду с возможным собственником.

А сейчас возвращаются девяностые годы. Посмотрите, сколько убийств, сколько рейдерства. Мы многое не видим, но каждый день убивают бизнесменов. Это реальная ситуация и наш сегодняшний день. Это только такие известные лица появляются в прессе. И сразу у нас говорят, что это российский след.

— Ну, у нас уже все под российский след говорят.

— Это просто отговорка наших политиков, включая высший уровень, президентский уровень. Представителей спецслужб очень легко списать на это все. Но конкретная работа по расследованию позволяет найти следы. И часто это бывает не то, что указали политики. Например, выступает президент или Антон Геращенко сказал — и уже все ясно. Никогда в следствии не бывает ясно. Я руководил тысячами таких факторов по стране и в мире.

— Я хотела еще с вами поговорить об инициативах Верховного главнокомандующего Порошенко по законопроектам, которые рассматривались в Верховной Раде по Донбассу. Очень разные мнения, мы видели, как это в парламенте происходило. Что вы думаете по этому поводу? В частности, о законопроекте №7163 о реинтеграции Донбасса.

— Законопроект мертвый, потому что он касается Донбасса. Там, где неконтролируемая территория — никакие боевики выполнять наши законы не будут. Российская Федерация, как участник и посредник, который содействует боевикам, точно так же выполнять их не будет. То есть мы принимаем для общего фона. Он не имеет позиции реализации. То есть юридический акт есть, но он что делает? Консервирует ситуацию. Это сегодня выгодно России. Консервируется конфликт, он постоянно тлеющий. Мы признаем сегодняшний статус.

— Простите, я вас перебью, но в этом законопроекте наконец появились термины «вооруженная агрессия Российской Федерации», «временная оккупация». Исчезла формулировка «антитеррористическая операция». Возможно, на мировом уровне мы сможем действительно доказать, что это агрессия Российской Федерации?

— Если мы даем такие формулировки, то должны четко определить состояние войны. Потому что если есть военная агрессия, то это состояние войны. И объявить военное положение, а не прикрываться какими-то фразами. Я юрист и хочу четкую формулировку. Есть конституционное положение: если есть внешняя агрессия, значит, мы в состоянии войны.

— То есть вы за то, чтобы назвать это войной?

— Если есть война, мы считаем, значит назвать войной. Если нет, мы эту тему не подымаем.

— То есть не манипулировать понятиями.

— Да. То есть в данной ситуации мы считаем, что реальной войны нет, есть агрессивные действия со стороны боевиков, им содействует Российская Федерация. То есть возможность формата гибридной войны работает. Но разные инструменты нужно принять. Там, где проходит теракт — антитеррористическая операция, там, где есть вопрос наступательных операций — там уже война, и мы вводим военное положение.

— А почему именно сейчас мы это делаем? Почему президент эти проекты подал в Верховную Раду?

— В первую очередь, истекал срок закона об определении статуса Донбасса. Это предусмотрено Минскими соглашениями, поэтому его быстро нужно было принять. Вторая составляющая — это выполнение обязательств перед Нормандской четверкой. Они говорят: вы должны определить правовой статус. И мы спешим это сделать. С учетом того, что принимали решение по особому статусу Донбасса о, фактически, консервации конфликта, мы никуда дальше не двигались. Остановились, и все.

— Даже когда эти законопроекты пройдут, станут законами, президент их подпишет — это будет консервирование?

— Это только для внешнего фона. Потому что ни боевики, ни Россия выполнять эти законы не будут, а они касаются их.

— Более того, боевики заявили, что принятие этого законопроекта означает, что Украина объявила войну и не хочет мирно заканчивать ее. Там же еще есть пункты о Минских соглашениях.

— Эти законы, как и другие решения, имеют двойные стандарты, но не имеют реальной почвы для реализации. Соответственно, не настроены на то, чтобы выйти с форматом более глубинным. Например, чтобы выйти из реальной войны. Не учтены механизмы выхода — это содействие больших стран мира с учетом глобальных угроз и конкретных проблем в Украине. Необходимо соединение этих двух направлений.

Что должны сделать большие страны? Объединиться и принудить Россию выйти с Донбасса, а потом и из Крыма. Но ничего не сделано. Мы, опять же, возобновили закон об особом статусе. А механизма выхода не даем, консервируем конфликт. Где-то там звучит, что это агрессор, но не объявляем военное положение, ничего не делаем. И дальше выхода не прогнозируем. Это большая ошибка президента Украины и парламента, который поддался такому решению. То есть нет новой модели задействования мощных сил, стран Большой двадцатки.

К сожалению, наше руководство, включая президента, именно на эту перспективу не реагирует. А эти страны прикрывают всю перспективу мира — и экономику, и безопасность, и возможность войны или не войны. Поэтому они должны принимать активное участие. А мы на политическом уровне принимаем вопрос о статусе или реинтеграции Донбасса.