Олег Жданов о российской кибератаке, политзаказе СБУ и настоящей войне (видео)

— Предлагаю вам обсудить череду событий, которые произошли неделю назад. «Черный вторник», как его назвали журналисты. В центре столицы в результате подрыва автомобиля погиб командир подразделения Главного управления разведки Минобороны Максим Шаповал. В тот же вечер на Донбассе погиб полковник СБУ, также вследствие подрыва авто. В тот же день произошла мощная атака вируса Petya.А. Эти события связаны между собой?

Вспоминаем взрыв, в результате которого погиб Павел Шеремет. Почерк с подрывом Шаповала абсолютно одинаковый. Взрывное устройство было установлено под днище машины со стороны сиденья водителя. То есть практически стопроцентная гарантия ликвидации человека.

— Почему именно в этот день, проигнорировав какие бы то ни было средства безопасности? Ведь это же был человек военный.

— Поймите, он не в этот день проигнорировал. Дело в том, что разведка Минобороны занимается внешней разведкой. Вот то, чем занимался Шаповал – это их хлеб. То, что произошло — это прокол СБУ. Заниматься контрразведкой внутри страны — это их святая обязанность. Вокруг таких организаций, как Главное управление разведки, как Министерство иностранных дел должно кишеть нашими шпионами. Там должна быть агентурная сеть, которая отслеживает этих людей на предмет того, с кем они общаются, кто выходит с ними на контакт. Это их повседневная, рутинная работа: охранять, смотреть, чтобы человек не сошел с пути истинного, чтобы к нему не приставали иностранные агенты и предугадать. Чем лучше работают спецслужбы, тем больше безопасность не только людей, которые связаны с гостайной, но и общества.

Что касается терактов. В составе СБУ есть антитеррористические центры, антитеррористическое управление. У нас взрывы в центре страны. О чем мы говорим? Я, конечно, понимаю: мы – уникальная страна. Знаете, в чем? Мы единственная страна в мире, в которой спецслужбы назначаются по партийным квотам. У нас СБУ – это политическая организация. Каждого зама назначает какая-то своя партия или своя политическая сила. О чем можно говорить? Они работают только по политзаказу. Вот вам яркий и реальный результат.

— Есть какой-то диверсионный след, возможно, группы какие-то действуют внутри страны?

— По поводу Шаповала и, кстати, Шеремета у меня двоякое чувство. Я бы, наверное, расставил приоритеты 50 на 50. Это либо внутренняя зачистка нашими, либо это работа иностранных спецслужб. В частности, России. Почему? Потому что и тот, и другой занимались сбором доказательной базы присутствия российских войск на территории Украины и их боевого применения.

Результаты работы Шаповала включены в иски в Гаагский трибунал. Это значит, что в какой-то момент человек начал владеть такой информацией, которая могла быть опасна не только российским спецслужбам, но и нашему руководству. Почему? Потому что наше руководство категорически отвергает факт войны. Официально, подчеркиваю. На словах, все говорят, что мы ведем войну. Но когда весь мир задает вопрос: «Ребята, а что же у вас, внутренний конфликт или международный военный конфликт?» Мы говорим: «У нас АТО». То есть конкретного ответа на этот вопрос нет.

— Секретарь СНБО Александр Турчинов все-таки анонсировал смену формата АТО на какой-то другой формат, и Верховная Рада будет рассматривать на следующей пленарной неделе этот законопроект. Как объяснил Андрей Парубий, данный законопроект по смене формата предусматривает создание законодательной базы, которая позволит использовать все силовые подразделения без ограничения демократических процедур.

— Хорошо. Встречный вопрос. Какая должность у Александра Турчинова?

— Секретарь СНБО.

— Это совещательный орган при президенте Украины. То есть это тот орган, который дает советы президенту Украины. Его право их услышать или проигнорировать. А теперь я вам напомню основные месседжи заявления Петра Алексеевича возле забора Белого дома во время его визита в Вашингтон. Он сказал: АТО — никаких изменений, «нормандский формат» — лучший и «минскому формату» нет альтернативы. Поэтому слушаем президента.

Вертикаль власти построена? Построена. Система работает и управляется у нас фактически одним человеком? Да. Слушаем этого человека и делаем соответствующие выводы.

Александр Турчинов говорит правильные вещи. Назвав войну войной, мы получаем широчайшую возможность выхода из этого кризиса. Причем в самые короткие сроки. Когда весь мир будет понимать, что происходит на востоке Украины. Но, к сожалению, нашему руководству, в частности, президенту и его команде, на сегодняшний день невыгодно менять ни формат АТО, ни вообще что-либо делать. Состояние статус-кво – замороженного конфликта или вялотекущего вооруженного конфликта — все просто прекрасно. Постоянные просьбы о финансовой помощи, распределение государственного бюджета с учетом якобы идущей войны. О контрабанде я уже не говорю, это у нас уже как бы практически легально. Я имею в виду, движение товара через линию разграничения, через линию фронта, это если говорить по-простому, не юридическим языком.

— Но исходя из этого законопроекта президент получает право использовать ВСУ в то время, когда нужно, против агрессии, когда он захочет их использовать.

— Нет. Мы изобретаем велосипед. У нас есть Конституция Украины. Есть 5, 17 статьи, которые говорят о защите суверенитета и территориальной целостности Украины любыми средствами и способами. И это обязанность. У нас Конституция прямого действия. Даже если нет закона, читаешь Конституцию и выполняешь то, что там написано. По буквам, по словам, по предложениям, как угодно. Так написано в нашей Конституции.

Теперь открываем закон об обороне Украины. Там четко и понятно написано: при каких условиях вводится военное положение, при каких условиях вводится чрезвычайное положение или наступает особый период. На какой срок он вводится и на какой территории.

Когда я еще был сотрудником Генерального штаба, мы разрабатывали этот закон. Кстати, это один из положительных моментов, когда депутаты не читают закон. Они его просто приняли в той редакции, в которой им его предоставил Генеральный штаб. Мы тогда его написали с учетом опыта югославской войны. Вот почему было принято решение вводить военное положение на отдельно взятом участке, при этом вся страна остается в режиме мирного времени, со всеми демократическими свободами и демократическими правами. Закон, кстати, обязывает, у президента нет выбора: вводить или не вводить. Он обязан, согласно закону, написать указ о введении военного положении, а Верховная Рада в течение 72-х часов проголосовать.

— Почему до сих пор этого не сделано?

— Это вопрос к президенту. Почему он игнорирует нормы закона. Вот если вы не выполните норму закона, вас могут привлечь к ответственности: административной, уголовной, любой. Как определит суд степень вашей вины. Но у нас, к сожалению, президент вне закона. Он даже потрудился, чтобы во всех законах: о НАБУ, о НАПК, о спецпрокуратуре – вычеркнули пункт о том, что они имеют право расследовать деятельность президента. Президент фактически вывел страну из правого поля. Поэтому мы с вами в таком тупике.

На международных форумах говорят: «Европа обеспокоена». Конечно, обеспокоена. Они обеспокоены тем, что впервые после Второй мировой войны в Европе пытаются перекроить границы. И когда они обращаются к нам, к Украине, как к государству: «Ребята, что же у вас там происходит? У вас официально идет гражданская война? Или вооруженный конфликт?» Мы говорим, что у нас АТО, спецоперация. То есть мы, фактически, признаем факт гражданской войны. Юридически у нас нет ни одного документа, который бы гласил, что у нас есть враг, который вторгся на нашу территорию своими войсками и оккупировал часть нашей территории.

— Мы немножко с вами отклонились от темы. Мы с вами начали говорить об убийствах украинских военных. Скажите, удастся ли найти заказчиков, можем ли мы рассчитывать на удачное расследование?

— Сразу скажу, нет. Это глухие дела, которые никто не будет расследовать. И они будут дальше накапливаться.

— Сколько у нас уже таких дел в Украине? С чем это связано?

— Начиная с Чорновила. Потому что пока во власти есть люди, заинтересованные в том, чтобы правда об этих событиях не всплыла, мы никогда эту правду не узнаем. Начиная дело о расстреле Небесной сотни на Майдане, каждый прокурор винит предыдущего, что он уничтожил всю доказательную базу. То же самое будет и здесь.

Шаповал занимался сбором доказательной базы участия России в вооруженном конфликте на Донбассе. Наше руководство не заинтересовано в официальном объявлении войны России, не заинтересовано в разрыве торгово-экономических связей, даже не заинтересовано в закрытии границ.

— Они хотят ввести визовый режим с РФ и сбор биометрических данных. Это поможет нам как-то обезопаситься?

— Да. Если это будет сделано, я двумя руками «за». Потому что мы сможем хотя бы контролировать официальное пересечение наших границ. Официальное, я подчеркиваю. Сейчас даже не задают вопрос, куда ты едешь, на какой срок и зачем. Все сводится к визуальному контролю. Идут пограничники по вагону: подозрительные – высаживают, не подозрительные – пропускают.

— По приглашениям, по юридически оформленным документам, пропускают же? Это же все наверняка фиксируется миграционной службой?

— Да, по приглашениям. Но у нас же нет миграционного режима с Российской Федерацией. Вот у России есть миграционный режим. Россия еще десять лет назад ввела миграционный режим. Все наши «заробитчане» его проходят. Вы не пересечете границу России, пока не обоснуете и не заполните миграционную карту, которая потом будет внесена в компьютер. Если же вас поймает полиция и данные в карте, а особенно даты пребывания, не будут совпадать, вас депортируют и на пять лет запретят въезд в Россию. Еще и оштрафуют. Понимаете? Вот в чем разница. А у нас настежь открытые ворота.

— Мы говорим о российской агрессии, у нас война и у нас нет миграционного режима? А теперь мы говорим о визовом режиме? Это какое-то халатное отношение.

— А теперь вопрос. Я подчеркивал слово «официально». Потому что мы с вами говорим о легальном пересечении границы – о КПП. То есть переходных пунктах, там, где стоят пограничники, все красиво, покрашено, шлагбаум, колючая проволока. Отъезжаешь 50 километров от любого КПП – чистое поле, с пограничными полосатыми столбами. Подходишь к местным, и тебя перевозят, переносят, переводят, как угодно.

— Прокомментируйте, пожалуйста, еще эту мощную кибератаку. Эксперты, называют это террористическим актом.

— Я бы не говорил о террористическом акте. Я бы назвал это скорее кибервойной, а не террористическим актом. Это настоящая, профессиональная кибервойна с глубоко идущими планами, целями и всем остальным. Объясню почему.

В РФ более десяти лет назад были созданы кибервойска. Мы тогда смеялись, говорили, что они там в Counter Strike будут играть или в Mortal Kombat, или еще что-то. А они реально создали кибервойска. Вот сейчас, как заразились наши госучреждения? Через компанию M.E.DOC, через официальное обновление компании M.E.DOC и один из ее продуктов 1С Бухгалтерия. На этом сидит весь наш госсектор. За три года мы не сертифицировали программное обеспечение, которое стоит у госучреждений. Не попытались его проверить на наличие программ-шпионов и создать какую-то альтернативу собственного производства. Но мы боремся за третье-четвертое место в мире по IT-технологиям. У нас такая «айтишная» мощная структура.

— У нас есть Киберполиция. Чем они там занимаются?

— Ой, я вас, умоляю. А теперь говорят, что этот вирус американского происхождения. Все правильно. А куда Сноуден сбежал с секретным компьютером Пентагона? В Москву. Вот вам, пожалуйста.

То, что разрабатывали в ЦРУ, российские спецслужбы доработали и запустили вирус. Для того чтобы отвести от себя подозрение, они частично его запустили. Видимо, вирус очень умный, потому что очень избирательно проникает в программное обеспечение по учреждениям, по организациям. Если мы возьмем список компаний, пострадавших в России, то все они принадлежат оппозиционерам, а не олигархам, которые входят в состав кооператива «Озеро».

Сноуден со своим программным обеспечением, которое он вынес из Пентагона, оказался в Москве. И Москва предоставила ему временное убежище. Правда, потом его дальше куда-то экстрадировали или транзитировали, чтобы он не раздражал США. И вот вам мощная атака, которая уже докатилась до Испании, Италии. Ну а Европу, я так понимаю, РФ накрывает без разбора. Для чего? Для того, чтобы в очередной раз напомнить. Как Лавров сказал после терактов во Франции? Вот, если бы дружили с нами, и вместе с нами боролись бы против мирового терроризма, то у вас все было бы хорошо. Вот примерно по такому принципу они готовы пинать Европу.

— Вы, тоже связываете эти события, которые произошли в один день? Это дестабилизация, которая готовилась?

— Я думаю, что да. Дело в том, что вирус всегда запускается по команде. Там были заложены дата, время, когда этот вирус активировался и заработал. А здесь массовая атака одновременно, в основном, на государственный сектор Украины и дальнейшее распространение на европейскую часть.

— На ваш взгляд, как сейчас должно действовать наше руководство: по правилам войны или мира?

— Ответьте сами себе на вопрос. У нас все-таки война или мир? Я думаю, что у нас, наверное, все-таки война. Причем война реальная, настоящая. И она идет на всех фронтах, в том числе, и на информационном.

Если мы берем мирную жизнь, то у нас рвутся автомобили, срабатывают взрывные устройства. Антон Геращенко в интервью одному из телеканалов как-то так разошелся, что мне показалось, что он очень даже в курсе, может, даже знает организаторов. Потому что он четко сказал, что это самодельное взрывное устройство. Хотя там сведения собирают по крупицам и пока могут определить только химсостав взрывчатого вещества. Что оно было установлено под днище за доли секунды проходящим мимо человеком. И так далее, и тому подобное. То есть у него такая осведомленность, что я даже удивился, откуда. Или он говорит правду, или просто человек фантазирует.

У нас война. Если мы берем восток Украины, то там реальная война. Там Вооруженные Силы Украины, которые каждый день участвуют в боевых столкновениях. Да, мы не идем в наступление, противник ходит иногда в атаки на наши позиции. Мы вынуждены защищаться, в том числе даже применять те виды вооружений, которые запрещены Минскими соглашениями. В этом случае мы официально уведомляем ОБСЕ и применяем, потому что ситуация критическая, и нам надо удерживать позиции и защищать наших солдат. Поэтому война.