Почему Иран голосует за реформистов, но продолжает пускать ракеты с угрозами Израилю

Выборы – это тест на приверженность ядерной сделке. До выборов есть сомнения, что Иран тест пройдет. Нет, люди не рвутся в бой. Согласно опросу, публикуемому в Foreign Policy, в пользу сделки настроены 72% иранцев. Но есть опасение, а, возможно, миф, что плохой аятолла Хаменеи испортит игру хорошему президенту Рухани. Хаменеи просто оставит реформистов за бортом. В канун выборов один из контрольных органов при рахбаре — Совет стражей конституции — снимает с гонки почти две трети союзников президента. Плюс к этому духовному отцу реформистов экс-президенту Хатами запрещено агитировать в СМИ, обращаться к народу. Еще чуть-чуть – и с реформистами будет покончено. Но Хаменеи говорит «стоп». Рахбар может снять с гонки всех, а вместо этого оставляет в гонке популярных, известных, делает подарок реформистам.

Хаменеи дает реформистам шанс, и те берут 100 из 290 мест в парламенте и 50 из 88 в Совете экспертов. Кстати, Совету экспертов выбирать из своих рядов нового рахбара. И Хаменеи это понимает. «Когда нынешний лидер уйдет в мир иной, — говорит о себе в третьем лице аятолла, — Совету экспертов выбирать нового лидера — того, у кого будет ключ к революции». В совет проходят действующий президент Рухани, экс-президент Рафсанджани — все люди популярные, умеренные. Не им ли дает ключ от революции Хаменеи?

Реформисты в Совете экспертов в момент, когда действующий рахбар стар, — залог долгосрочности курса, заданного ядерной сделкой. Иран приоткрывается миру, учится жить в новой реальности без санкций. Это одна сторона дела.

А другая? С лагом в неделю после выборов КСИР проводит испытание новой баллистической ракеты. Нет, в бой КСИР тоже не рвется, его цель — якобы космос. Но будит лихо — США. Опрос, публикуемый тем же Foreign Policy, показывает, что американцы вообще не сторонники сделки, лишь 30% из них за. А тут такое. Формально ракеты не имеют отношения к ядерной сделке. На деле не совсем так. Сделка утверждена резолюцией ООН, которая отменяет все прошлые санкции ООН (в части ядерной программы), в т. ч. снимает мораторий на пуски баллистических ракет, но только через восемь лет. Иран явно спешит. Правда, у Тегерана есть аргумент: речь идет о ракетах, способных нести ядерный боезаряд, а у нас, иранцев, нет таких боезарядов, да и ракеты наши нацелены в космос.

Проведя пуски, КСИР заявляет о себе как о силе, более реальной, чем политики реформисты. Успех Рухани и иже с ним меркнет, а эксперты на Западе спешат со скептическими прогнозами. Все это в момент, когда европейский инвестор думает, стоит ли входить в Иран.

Иран открывается, Иран закрывается. Все с согласия рахбара. Поистине правая рука Хаменеи не ведает, что делает левая. Или ведает?

Иран открывается

Суверенитет, игра в геополитику, особый путь – все требует денег. А для этого нужно эффективно управлять ресурсами. Конечно, иранцы сами с усами. Но после ухода иностранных компаний дела в энергетическом секторе пошли наперекосяк. Нишу занимает КСИР, мало что не по профилю, так еще плодит кумовство. Иран идет путем, общим для всех закрытых, бюрократических экономик, — путем Бразилии, Венесуэлы, России. Есть, к примеру, месторождение газа — Южный Парс, отданное на откуп фирмам — «дочкам» КСИР. Деньги в разработку вложены немалые, а отдачи нет. Поэтому Рухани пытается ввести в игру гражданских — Национальную иранскую нефтяную компанию, а еще лучше иностранных инвесторов (благо санкции сняты).

На этом этапе борьба Рухани с КСИР может выглядеть как реформисты против ястребов. Но суть в другом — в эффективном управлении ресурсами, в конечном счете в будущем Ирана. Победа ястребов при всей их национальности будет антинациональной. Ведь Ирану нужны не туго набитые кошельки стражей, а полные сундуки госказны. Поэтому рахбар берет сторону реформистов. Что важно: рахбар не солидарен со стражами — стражи зависят от рахбара, а не наоборот. Рахбар выбирает, с кем он сейчас.

Ястребы кричат о «вторжении», под которым понимают любые контакты с Западом, в т. ч. иностранные инвестиции. С учетом вовлеченности КСИР в экономическую игру их одержимость особым путем понятна. А также понятно, что парламент, состоящий из консерваторов и сторонников жесткой линии, не примет законы, открывающие Иран западным компаниям. Работы тут непочатый край: те же энергетические гиганты BP, Total, Royal Dutch Shell, Statoil еще ведут переговоры об условиях входа в Иран. Поэтому Хаменеи вынужден пустить в парламент реформистов. Не нужно думать, что «Список надежды» (так Хатами назвал идущих на выборы реформистов) займется правами человека, им дан карт-бланш от рахбара, но на другое — на экономику. Об этом, кстати, свидетельствует союз реформистов с частью консерваторов, к примеру, экс-спикером парламента Лариджани, а также с умеренными. «Список надежды» — патриоты Исламской республики, может, больше, чем КСИР.

Другое дело, что избиратель «Списка надежды» хочет перемен, даже просто республики (без ислама). Этими чаяниями с корреспондентами западных СМИ — Foreign Policy, The Economist — делится иранская молодежь: инженеры, модельеры, бизнесмены. Одни ждут, что выпустят узников 2009-го, — тех, кто протестовал против подтасовок выборов в пользу Ахмадинежада, другие просто хотят, чтобы отменили закон об обязательном ношении хиджаба. Пусть! Иллюзии на руку даже рахбару. Экономику не поднять без человеческого ресурса, а у образованной, активной молодежи должен быть стимул, чтобы остаться в Иране. Надежда — хороший стимул. В канун выборов обозреватели пишут: молодежь в апатии. А в день выборов у столичных участков стоят очереди — молодежь, женщины, все современные, открытые.

Иран закрывается

Рахбар приоткрывает Иран, чтобы удобнее было наступать. А для того чтобы наступать, нужно адекватно понимать цели, иметь соответствующие силы. Начнем с целей. Разговоры о том, что наш враг США, Большой Сатана, хорошо звучат, но в них мало проку: мир настораживается, вводит санкции, а США все равно сильнее. Реальная цель Ирана — раздел на пару с суннитами Ближнего Востока. Эта цель не чревата санкциями. Конечно, Вашингтон как союзник Эр-Рияда может подставить ножку. Но Париж равно хорошо примет делегации и иранцев, и саудитов. Контакты с Европой снижают вероятность новых многосторонних санкций. А почему? Потому что правильно выбрана цель — та цель, которая безразлична Европе.

Чтобы достичь целей, нужны силы, в т. ч. КСИР. Рахбар не против стражей, он за них, если стражи заняты профильным делом — войной. Еще первый рахбар Хомейни говорил: «Стражи вне политики». Теперь нужно добавлять — и вне экономики.

Сюда хорошо вписывается пуск ракет. Ракеты летят не в Белый дом, в зоне поражения региональные оппоненты Тегерана — Эр-Рияд, Тель-Авив. К тому же нет оснований не верить иранцам, что ракеты нужны для самообороны. Ведь ставку в борьбе за гегемонию делают на прокси-войны. А стражи наконец-то заняты своим делом: проводят пуск, дают пищу для размышлений инженерам (без пусков трудно улучшить ракету).

Другое дело, что каждое рациональное действие несет ценностную нагрузку. Есть определенный контекст — ядерная сделка, прокси-войны, успех реформистов — а в него вписан вопрос, как далеко Иран готов отступать. Пуск ракет дает ответ: больше ни шагу назад. Тегеран не сдаст ни шиитский мир, ни Исламскую революцию. Пуск остужает горячие головы тех, кто уже мечтает о перестройке в Исламской республике.

Баланс

«Наша революция, — говорит рахбар Хаменеи, — выжила и победила врагов. Наша революция — единственная, которой удалось этого добиться». Конечно, всякий кулик свое болото хвалит. Но у иранской революции действительно есть особенности.

Обычно режим застывает, а потом, как только наступит оттепель, рушится. В Иране режим подвижен, постоянно балансирует. Никто — ни реформисты, ни консерваторы — не получают страну в вотчину, каждый приходит на время, в течение которого будит надежды или остужает пыл. Вот последние двадцать лет: президент Хатами, реформист, — президент Ахмадинежад, консерватор, — президент Рухани, реформист. Иран не может толком ни замерзнуть, ни растаять.

Структура власти в Иране изобретена фанатом «сдержек и противовесов» — рахбар, Совет экспертов, Совет стражей конституции, парламент, президент. Хотя в конечном счете все нити ведут к рахбару. Именно он балансирует элиты. Что важно: реформисты тоже элита, в их рядах президенты, вице-президенты, прочие важные лица. Рахбар меняет элиты, переставляет их местами. А для этого сам рахбар должен стоять над элитами.

Как баланс имеет свое основание в рахбаре, так рахбар — свое основание в балансе. В отличие от обычного авторитарного лидера, который опирается на какой-то клан, рахбар опирается на баланс, на то, что элиты объединяет — на интерес государства. Поэтому Хаменеи может, опираясь на реформистов, пренебречь интересом КСИР в экономике. Но также может, опираясь на консерваторов, пренебречь надеждами на либерализацию.

Независимость в большей степени черта реформистов. Так, президент Ахмадинежад — человек КСИР, а Хатами и Рухани — почтенные богословы. Может, поэтому Хаменеи пускает реформистов (но не Хатами) в Совет экспертов. Для здоровья государства опаснее, если какой-то один институт, тот же КСИР, подомнет под себя все остальное. Реформисты же не перейдут грани дозволенного: в Исламскую революцию они верят, просто в отличие от консерваторов имеют более гибкий ум.

Наконец, успех реформистов (с согласия рахбара) снижает напряженность в обществе. «Если вы хотите перемен, — говорит корреспонденту The Economist бизнесмен в очереди к избирательному участку, — у вас есть два пути: реформы или путь Сирии». Путь Сирии мало кого привлекает. Остаются реформы, которые отнюдь не угроза Исламской Республике: сначала сожми, потом ослабь хватку — люди будут благодарны.