Европейский гуманизм: как беженцы уничтожают то, чего не было

«В чем долг полиции? — ищет ответ Фрауке Петри, лидер немецких правых. — Полиция должна предотвращать незаконное пересечение границы и при необходимости использовать огнестрельное оружие. По закону». Ответ как взрыв бомбы. В 1930-х никто не удивился бы: как иначе защитить порядок? На то и полиция, чтобы стрелять. Но теперь не так. Смерть еще допустима в больнице, в кругу врачей, но не в поле от пули полиции. Тот, кто выстрелит, снимет какое-то табу, оживит тень концлагеря.

Партия «Альтернатива для Германии» (AFD) с лидером фрау Петри идет в гору: на региональных выборах в марте ей прочат третье место, после ХДС и СДПГ. Немцы заигрывают с прошлым, но хотят ли его возврата?

Волки сыты и овцы целы

Большинство хочет двух вещей: пусть беженцы исчезнут и наша совесть будет чиста. В идеале это значит, что на Ближнем Востоке наступает мир и беглецы едут домой.

Но до мира далеко. Сирийцы погрязли в гражданской войне, в которой участвуют внешние игроки — США, Россия, Иран. Но воюют эти игроки по разные стороны баррикад: Россия и Иран поддерживают режим Асада, а Запад повстанцев. Тем самым клубок войны запутывается еще больше. Осенью США готовят крупное наступление оппозиции, скрепя сердце (ведь оружие может попасть джихадистам) передают им устаревшие противотанковые комплексы. Асад оказывается в критическом положении, но тут в игру вступает Путин.

Тогда остается одно: задержать беженцев где-то у границ Германии, а лучше — Европы. Но…

«Поток беженцев, остановленный на Балканах, — предупреждает Петер Алтмайер, министр канцелярии, — дестабилизирует тамошние молодые и хрупкие демократии, а Греция будет поставлена на грань хаоса». Как говорится, из огня да в полымя. Германия, как убеждает вице-канцлер Зигмар Габриэль в отчете перед Бундестагом, сохраняет стабильность, несмотря на беженцев. То есть ее социальные институты имеют достаточный запас прочности (хотя, конечно, не беспредельный). Другое дело Балканы, Греция, где запас прочности меньше. Только Греция уже стала перевалочным пунктом для 2 млн человек. Останься все беглецы там, что делать? Платить пособия — экономика страны рухнет, а превратить два миллиона человек в дешевую рабочую силу — значит возродить времена, когда в Новый свет везли на кораблях китайских кули (даровых рабочих, проданных своим правительством в шахты и рудники. — Ред.).

В The Guardian пишут, что ходят слухи, дескать, Берлин простит долги Афинам, если греки перестанут принимать людей. Пока Греция беглецов принимает, наказывает только контрабандистов, которые организуют опасное путешествие в утлом суденышке. Если слухи правдивы, значит, немцы ищут, на кого переложить грязную работу.

Итог: кризис беженцев бросает вызов двум парадигмам «человеческая жизнь бесценна» и «мир глобален, в нем нет границ». Чтобы защитить глобальный мир, нужно рискнуть жизнями – ввести войска в Сирию. Иначе придется уйти от глобального мира, огородить безопасную зону стеной, оставив за ней одичалых. Выбор пока не сделан, есть тренды.

Будь гуманистом, а там будь что будет

Германию удивляет настойчивость Меркель. «Канцлер до сих пор была человеком без лица, — пишет Der Spiegel, — просто прагматик, а теперь перед нами человек с биографией, верой». Журналисты ищут тех, кто знает Меркель лично, точнее, знает Каснер (девичья фамилия канцлера. — Ред.). «Ангела — дочь социалистического пастора, — рассказывает друг семьи Клаус фон Донаньи. — Такие вещи глубоко внутри нас, они так просто не исчезнут».

Социалистический пастор звучит как круглый квадрат. Но после двух мировых войн протестанты в Германии ищут новый путь. Дело в том, что классический протестантизм с жесткой вертикальной структурой несет ответственность и за немецкий порядок, и за немецкий концлагерь.

Поэтому после двух войн рождается новый протестантизм, где Бог уже не на небе, а в человеке, другими словами, каждый человек — воплощение Бога. Тут есть что-то от народного протестантизма Мюнцера, вождя крестьянской войны XVI века. Та же жажда лучшего мира для человека. Часто жажду лучшего переводят на язык Маркса. Например, как пишет в «Теологии надежды» Мольтман :«Если раньше теологи только различным образом интерпретировали мир, то теперь они должны в ожидании божественного изменения его изменить». Или еще: «Нонконформисты всех стран, соединяйтесь!». (У Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, а дело заключается в том, чтобы его изменить» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — Ред.).

Парадокс, пожалуй, в том, что в ГДР гуманизм Маркса скорее сохраняют социалистические пастыри, чем партийные функционеры. Райнер Эппельманн, пастырь и друг Каснеров, говорит: «Она (Меркель. — Ред.) в детстве дышала эмпатией, состраданием к людям, как воздухом».

Вера отца оживает в словах канцлера: «Мы партия, которая находит свое основание в Боге, в достоинстве каждого человека, — говорит Меркель на партконференции ХДС в декабре. — В Германию идут не толпы людей, а отдельные люди». Или позднее, под Новый год: «Человеческое достоинство неприкосновенно. Это относится ко всем людям, не только к немцам, к каждому человеку как божьей твари». Наконец, эмпатия, о которой говорит Эппельманн, заставляет канцлера ставить себя на место других людей. Когда Орбан предлагает огородить Европу колючей проволкой, Меркель отвечает: «Я достаточно долго жила за забором, чтобы хотеть возвращения тех лет».

К черту гуманизм, лови момент

В Германии лидеров в политику все чаще выдвигает восток. Ангела Меркель, Сара Вагенкнехт, Фрауке Петри – все уроженки ГДР, некогда члены «Союза свободной немецкой молодежи». Разгадка их успеха, возможно, в двух факторах. На востоке жизнь в политике ценится выше, чем в бизнесе, семье. В бывшей ГДР еще жив дух митинга, собраний, шествий. Любопытный пример. Геттингентский институт демократических исследований составляет социологический портрет участника митинга правого движения «Пегида» в Дрездене: лишь 1,6% признают, что лично живут плохо, но две трети убеждены – страна катится в тартарары. Вот такой примат общественного над личным.

Сара Вагенкнехт, Фрауке Петри – два лидера партий, одна слева, другая справа. Они яркое выражение типа «партийный функционер», когда принципы ничто, успех все.

Правая AFD и Левая партия делят один электорат, в основном жителей бывшей ГДР. По оценке социологов, 26% избирателей «Левой» готовы пойти на митинг правых против исламизации, что в два раза выше, чем в общей выборке. Значит, Вагенкнехт должна найти рецепт, как сочетать социальную справедливость с ксенофобией. Левые на перепутье: есть путь бывшей СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии, аналог КПСС в ГДР. — Ред.) и путь «европейских левых».

Вагенкнехт скорее за традицию: во всем виноват Белый дом, кто, если не он, создал кризис беженцев? Но есть другие, «европейские» голоса в пользу безусловной защиты беженцев. «Левая, — пишет один из активистов, — должна гарантировать свободное перемещение людей, право на убежище как неотъемлемое право человека». Но тогда «Левой» нужен другой избиратель.

У Фрауке Петри все проще. Она с большевистской прямотой доводит до конца мысль, которая пугает мягкотелых бюргеров с запада: хочешь, чтобы граница была на замке — стреляй на поражение. Ее ответ по душе избирателям: дешево и сердито. Действительно, не нужно рисковать кошельком, ведь налоги не пойдут ни на помощь беженцам, ни на охрану границы.

Выводы

Европа не готова ни защищать уже существующие парадигмы гуманизма и глобального мира, ни предложить нечто новое. Есть крайности. Меркель с ее верой в человеческое достоинство. Кстати, все больше походящая на белую ворону. И Петри с ее ружьем. Опять-таки кстати, лицо нерукопожатное, стрелять немцы еще не готовы. Доминирует большинство, которое ничего не хочет делать, только бы пересидеть кризис. Проблема в том, что при пассивности кризис будет нарастать. А вот тут уже риск отката вправо, к Петри станет реальным.