Что подарит и чем угрожает человечеству Четвертая промышленная революция

Производительные силы

Доктор Клаус Шваб публикует программную статью «Четвертая промышленная революция: что это и как реагировать». Для начала он определяет место Индустрии 4.0 на кривой истории:

1. Индустрия 1.0 — энергия пара, механизмы (1769-й);
2. Индустрия 2.0 — электрическая энергия, конвейерное производство (1870-й, 1913-й);
3. Индустрия 3.0 — IT-технологии, автоматизация производства (1969-й);
4. Индустрия 4.0 — слияние технологий, размывание границ между физическими, цифровыми, биологическими средами (наши дни).

Даты в скобках — время первых изобретений: в 1769-м появляется паровая машина Джеймса Уатта, в 1913-м — конвейер Генри Форда, в 1969-м рождается Интернет. Внедрение новинок, их превращение в норму происходит чуть позднее, с некоторым временным лагом, задержкой. Получается, что промежуток времени между первой и второй революциями больше века, а четвертая фактически наступает на пятки третьей. Это ускорение темпа инноваций: каждая новая инновация повышает вероятность очередного открытия, прорыва. И, кстати, сокращается временной лаг между первым опытом и массовым распространением. Поэтому дискуссия об Индустрии 4.0 отнюдь не преждевременна, она даже запаздывает, если учесть неповоротливость человека, с его предрассудками и «здравым смыслом».

В Индустрии 3.0 человек мониторит действие автоматов, вносит коррективы, исправляет сбои в работе. В Индустрии 4.0 это делают сами «умные» машины и, как считают эксперты, с большей эффективностью: программа обрабатывает больший объем информации и в отличие от человека не устает. Это значит, что программа вытесняет педантичного синего воротничка — того, кто не способен к открытиям, но исполнителен, точен.

В Индустрии 3.0 для входа в бизнес нужен существенный первоначальный капитал, достаточный для организации массового производства. В Индустрии 4.0 все иначе. Вот что пишет The Economist: «Теперь продукт может быть создан на компьютере и напечатан на 3D-принтере. Цифровой дизайн можно изменить несколькими кликами мыши. (Отсюда производство не так называемого ширпотреба, а эксклюзивных вещей. — М.П.) 3D-принтер позволит сделать что угодно и где угодно — хоть в гараже, хоть в африканской деревне». Барьеры входа на рынок качественно меняются: критически важен уже не капитал, а талант. 3D-принтер вытесняет традиционных капитанов бизнеса — тех, кто давит конкурентов эффектом масштаба.

В итоге Индустрия 4.0 вносит коренные изменения в два базовых фактора производства — труд и капитал.

Производственные отношения

Базис общества образуют отношения труда и капитала.

В прошлом, до Индустрии 1.0, труд и капитал пребывают в нерасчлененном единстве: ремесленнику равно принадлежит инструмент и способность к труду. Индустрия 1.0 разрывает эти факторы, делает их противоположностями. На этом этапе, в середине XIX века, за дело берется Маркс. Думаю, ему удается открыть важный методологический принцип, согласно которому антагонизм может быть снят в ходе перестройки отношений в соответствии с технологией. Другое дело, что Маркс сын своего века и считает массовое производство вершиной, альфой и омегой. Отсюда неустранимое противоречие: молодой Маркс верит в творчество как истинную сущность человека, зрелый Маркс видит весь ад массового производства, но вопреки всему делает вывод: при условии общественной собственности в массовом производстве человек может быть творцом, а не винтиком.

Мы, конечно, тоже ограничены своим историческим горизонтом. Но представляется, что Индустрия 4.0 снимает Марксово противоречие: массовое производство уходит, человек творит наедине с ноутбуком и тут он действительно не винтик. Проблема в том, чтобы проект Индустрия 4.0. не стал очередной утопией.

Индустрия 4.0 создает сеть горизонтальных связей. Инноватора поддерживают единомышленники, люди его научной школы — те, кто понимает, над чем человек работает. Проведу аналогию с философскими школами в Афинах, где связи были именно горизонтальные, на основе доверия, совместного поиска истины. Эта система связей устраняет корпорацию, государство, любые вертикальные структуры из процесса отбора идей. Но… Критики говорят: в безбрежном океане информации отбор по необходимости вертикальный. Вот Facebook — излюбленный пример горизонтальных связей, но и там информацию, которую видит читатель, отбирает специальный алгоритм, одна из задач которого — рост доходов от рекламы. Хочешь, чтобы тебя услышали? Плати. Отсюда отбор без корпорации — утопия.

В Индустрии 4.0 рождается новое противоречие — между талантом и усредненностью. «В будущем талант будет представлять критический фактор производства, — пишет Клаус Шваб. — Это приведет к четкому делению «низкая квалификация/низкая оплата» и «талант/высокая оплата. Победитель получает все». Иными словами, середнячок остается на обочине.

Это противоречие уже фиксируют социологи в странах переднего технологического края. По данным Pew Research Center, в США средний класс уменьшается вследствие роста богатых и бедных, то есть кто-то из среднего класса проявляет талант и уходит вверх, а кто-то уже теряет место «винтика» и падает вниз. Нерадостно смотрят вперед и люди в Европе: 58% немцев, 68% британцев думают, что детям будет тяжелее, чем им.

Смерть государства

Государство, как в мечтах анархистов, отмирает за ненадобностью. Точнее, в судьбе государства критическую роль играет противоречие «талант — усредненность».

В Индустрии 4.0 речь идет о сообществе свободных людей, которые сами регулируют свои отношения. Яркий пример: кибервалюта, биткоин. Сразу оговорюсь, к биткоину отношение неоднозначное (говорят, о его роли в теневой экономике, а также о признаках финансовой пирамиды), но нас эта кибервалюта интересует как первая ласточка эмиссии денег без центробанка, без гарантий государства. Есть программа, которая генерирует эмиссию. Есть люди, которые решают поучаствовать в игре, включив свой компьютер в общую сеть и получая за это некоторое количество биткоина при новой эмиссии. Понятно, что биткоин служит средством платежа для участников. Задам фундаментальный вопрос: что стоит за биткоином? Деньги, существующие в виде золотых монет, были товаром, за которым в ходе многократных обменов закрепилась роль всеобщего эквивалента. Эти монеты сами по себе имеют стоимость. Деньги, существующие в виде бумажных купюр, сами по себе уже ничего не стоят, но за ними стоит авторитет государства. Биткоин не попадает ни в одну из этих групп, но за ним тоже что-то стоит. Это — доверие участников, их желание играть.

Любопытно, что денежная система наших дней берет начало в векселе. Купцы в Италии в эпоху Возрождения используют вексель как средство платежа и многократно передают вексель друг другу. В этих отношениях государство не участвует. Но государство берет идею векселя при выпуске банкнот: вексель представляет товар, который есть у купца, а банкнота — золото, которое есть у государства. Впрочем, вексель еще представляет доверие купцов друг к другу. В этом биткоин своеобразный возврат к векселю: тоже доверие, тоже без государства.

Но не все просто, есть те, кто не войдет в систему горизонтальных связей, т. н. среднячки. Они потребуют защиты государства. Об этом говорят в Давосе. Главная проблема, как спасти средний класс. «Представьте машины, которые сами едут по маршруту, что ждет дальнобойщиков», – вопрошает Джо Байден. Понятно, потеря работы. А значит, государство будет вынуждено взяться за их переподготовку, а также обеспечить им прожиточный минимум. Но где взять деньги? Умирающее государство больше не нужно тем, кто создает стоимость, поэтому средства просто не будут поступать из центров создания стоимости в госбюджет. Государство рискует стать богадельней без средств.

Добавим к этому рост социальной напряженности, протестов.

Впрочем, с точки зрения критиков, проблема названа неправильно. Речь идет не о борьбе «талант — государство», а о борьбе «корпорация — государство». В их прочтении Индустрия 4.0 — пропаганда корпораций, которые, прячась под маской таланта, хотят уйти от социальных обязательств, в т. ч. участия в финансировании общественных благ, уплаты налогов в госбюджет. Умри государство, на его место придет новый Левиафан — корпорация.

Международная панорама

Индустрия 4.0 меняет мировое разделение труда.

До сих пор у развивающихся стран был шанс войти в эру Индустрии 2.0. К примеру, Лондон с радостью уступает свой смог Пекину: у британцев Индустрия 3.0, у китайцев — 2.0, и все довольны. Теперь производство станет чистым и безлюдным, производством «умных» машин. Плюс к этому, оно уже выпускает не ширпотреб. Но эксклюзивный товар требует гибкой связи с потребителем. Наконец, «умную» машину не стоит тащить на другой конец света от ее отца-инженера, вдруг потребуется вмешательство творца. В итоге производство может вернуться в развитый мир. А значит, развивающиеся страны рискуют остаться у разбитого корыта, без надежд на золотую рыбку, а самим Индустрию 4.0 им не потянуть.

Развивающийся мир теряет свою нишу в мировом разделении труда. Он повторяет судьбу синих воротничков в странах технологического авангарда. К примеру, в российских «Ведомостях» именно в этом видят причину нефтяного краха: традиционные производители нефти обречены проиграть новаторам — тем, кто добывает сланцевую нефть. Вопрос в том, кто возьмет на соцобеспечение Москву, Эр-Рияд, Каракас.

Утопия vs. антиутопия

Индустрия 4.0 включает в себя противоречие: кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. В пределе есть два образа будущего.

В утопии человек свободно творит по законам красоты. Это краткий пересказ работы молодого Маркса, «Экономическо-философских рукописей 1844-го». Маркс как наследник немецкого романтизма видит в творчестве сущностную черту человека — то, что пока подавляется голодом, нищетой, эксплуатацией. Освободи человека, он будет творцом.

В антиутопии бывшие синие воротнички умирают от скуки в «умных» домах. Их мечта — хоть что-то делать руками, пусть, как раньше, играть роль «винтика», но участвовать в деле. Получается, освободить от тяжкого труда не значит сделать творцом. К тому же корпорации никуда не делись, они по-прежнему отбирают нужные им идеи, обрекая неугодных на положение маргиналов. Творчество втиснуто в узкий коридор: делай то, что выгодно корпорации. Это вкратце роман «Механическое пианино» сатирика Курта Воннегута.

Вот два эмоционально сильных образа, созданных в литературе еще до Индустрии 4.0. В реальности есть и то и другое, а тенденция пока не ясна.

Мир пока крутится вокруг ИГИЛ, Трампа, Путина. Эти пресловутые явления можно вписать в тренд. Почему в мире растет правая опасность? Потому что рабочие проигрывают в конкуренции, не верят в будущее и хотят защиты сильного лидера — думают, пусть вождь им всем покажет «кузькину мать». Почему терроризм возрождается как феникс, то «Аль-Каида», то ИГИЛ? Потому что у стран третьего мира уже нет шанса запрыгнуть в уходящий поезд новых технологий, у них нет будущего. Все это формы протеста обреченных против прогресса. К слову, в числе обреченных государство, а значит, у него есть интерес набивать себе цену в войнах, в борьбе с терроризмом и др.

Впрочем, рано печалиться. Выбор тенденции зависит от каждого из нас. Так, во всяком случае, верят адепты Индустрии 4.0.

И наконец

Нельзя не сказать о наших шансах в Индустрии 4.0.

Когда едешь по заводским районам Киева, видишь унылые длинные заборы, за которыми прячется ржавое железо. Там когда-то кипела жизнь. Хорошая новость, это железо уже принадлежит прошлому, не стоит о нем жалеть. Как говорится, пусть мертвые погребают своих мертвецов.

Дальше: у нас, по официальной версии, есть квалифицированные кадры. Не стоит обольщаться: сейчас учатся всю жизнь и год простоя убивает квалификацию. Но важнее, что у нас есть люди, способные учиться. Именно способность учиться — настоящий потенциал.

И, наконец, в таких статьях дают рекомендации, обычно государству — дескать, государство должно сделать то-то и то-то. Но государство — вчерашний день. Да, и просить власть построить нам горизонтальные связи то же, что просить лису сторожить курятник.

Использовать способность учиться или нет, зарывать свой талант или нет, решает сам человека. Только от него, человека, зависит будущее. Это главный итог Индустрии 4.0. Утопия? Может быть, но итог игры пока неизвестен, а зависит он все же от нас — нашей активности или пассивности.