Алексей Арестович о стратегии США, недоверии Порошенко и войне с венграми

О скандальном законе о реинтеграции Донбасса

Простые объяснения здесь не работают. Есть стратегия США в отношении России. Она очень сложная. Они исходят из формулы Бисмарка: с Украиной Россия империя, а без Украины — нет. Их достала Россия, которая воюет против Запада и сует палки в колеса Америке. У них свои имперские амбиции — попытка восстановить Советский Союз. Американцы, наконец, сообразили и начали работать в ответ. Если в 2019 или 2025 году здесь побеждают пророссийкие силы, то все, что США сюда вложили увеличивает российскую политическую мощь. Значит много давать нельзя. Но если Россия дальше лезет в Европу, нужны исполнители, которые будут ее останавливать. Если этого не сделают украинские солдаты, будут делать американские. Поэтому усилить нас все-таки, надо, чтобы мы проливали российскую кровь.

Вершиной этой сложной американской политики как раз является этот неуклюжий документ, где Россия признается агрессором, а сам закон называется не о деоккупации, а о реинтеграции. Как будто никакой агрессии нет.

Потому что если вводить военное положение — это риск. Поэтому мы и продлеваем на год закон об особом порядке самоуправления. Это замена закону о военном положении. Это такой компромисс. Закон написали в Вашингтоне, шапку прилепили в Берлине.

Причем Порошенко знал, что депутатам нельзя заранее давать этот закон. Потому что качество депутатского корпуса заставляет желать лучшего. Президент не доверяет Верховной Раде. И своим депутатам даже больше, чем чужим.

Криво, косо, с поправками, но этот закон примут во втором чтении. Ведь этого хотят американцы. Часть на Западе сообразили, что эта идет война против Запада. И раз Украина останавливает медведя, пусть останавливает и дальше.

Мы — не инструмент. Первые два года наша политика не совпадала, на третий год совпала. Но через два года она может опять не совпадать. Пока наши интересы совпали, потому они лоббируют этот закон — в рамках большой стратегии против России.

И мы — главный участок борьбы США с Россией за свободу Европы. Мы — восточный вал, который останавливает Россию. И мы — ловушка, которая наносит порезы медведю, засунувшему в нее лапы.

Условием Германии было не вводить военное положение. Потому, что это обрушит все переговорные процессы — всю тонкую игру Германии с Россией. И мы не вводим его. При этом применять вооруженные силы надо, они же проводят операцию, им передаются полномочия, согласно этому закону. То есть надо выходить из коллизии. Назвать кого-то врагом, сказать, что у нас война, но при этом не объявлять военное положение. Поэтому, в законе звучит, что президент может применять военные силы на отдельных оккупированных территориях Луганской и Донецкой областей. А также других, если возникнет такая необходимость. До этого он мог их применять, но при условии введения военного или чрезвычайного положения.

И в этом законе вводится понятие «операция по обороне Украины». Это новое политическое понятие, которое можно применять. То есть добавляются полномочия. И квинтэссенция в том, чтобы объявить войну не объявляя ее.

О протестах

Людям это все не разъясняют потому, что нет смысла. Сегодня ты говоришь одно, а завтра канал какого-то олигарха все переиначивает, и Порошенко уже предатель, а Турчинов — негодяй. С телевизором трудно бороться.

Тем более, что Порошенко тридцать лет в этой каше варится, и его убеждают, что с людьми не надо разговаривать, а надо ставить перед фактом. И он продолжает в том же духе.

Но он совершает символические действия — становится на колени перед инвалидом-бойцом, сопровождает нашу команду, которая едет в Канаду соревноваться. Понимает, что украинский народ сентиментальный и ему лучше давать такие символические ходы. И многие этому верят. Скоро он выйдет на трибуну Майдана, станет на колени с кажет: «Простите, я всю жизнь боролся, старался».

Парадокс Украины в чем? Когда были бои на Грушевского, протестующие хотели ворваться в правительственный квартал. Я спрашиваю: зачем, там ведь шестьсот рядов ментов? А они говорят: а что делать, это ж бои, надо ворваться в квартал. Я говорю: зайдите со стороны «Арсенальной» или по Институтской — там никого. С парой командиров мы пошли, и оказалось, что Администрацию президента охраняет двенадцать солдат-срочников, которых в разгар боев там бросили. Берите. Но нет, для украинцев важно порвать. Украинская нация сильно тяготеет к символизму.

Поэтому, все эти Юли и Миши могут месяц накачивать публику, а потом президент выходит, делает один сильный символический жест, и все — месяц работы олигархических каналов, кампания на двадцать пять миллионов долларов улетела в никуда. И всерьез объяснять тонкости законодательства такому народу никому в голову не приходит. В Украине невозможно наладить качественную связь с народом потому, что народ не умеет соображать.

Как это изменить? Общество и человек развиваются по одним и тем же законам. Это систематическая работа над собой, которую никто не ведет, и никто не умеет делать. Это считается нудным. Либо через кризисы и катастрофы. Если мы не можем систематически работать над собой, будут кризисы и катастрофы.

О последствиях закона

Если закон будет проголосован во втором чтении и президент его подпишет, Россия попадает в очень неприятную ситуацию.

Международное право работает очень хитро. Если женщина говорит, что этот мужчина — отец моего ребенка, то она не обязана это доказывать. Его вписывают в свидетельство о рождении, и теперь он должен доказать, что это не так.

Международное право работает в пользу жертвы. Мы говорим: это агрессор и не обязаны это доказывать. Он уже агрессор для всех, как субъект международного права. России приклеивают ярлык, а примут ли это страны — это большой вопрос. Даже ПАСЕ приняла решение о снятии с нее санкций.

Но мы создали условия, и теперь можем требовать признания ее агрессором. Значит она не может вводить миротворцев. Де-факто Минские соглашения прекращают свое существование, потому что агрессор не может быть посредником. Де-юре остаются. Возможно, поколеблется позиция России в ООН. Либо вообще будет поднят вопрос, может ли агрессор быть постоянным членом Совета Безопасности ООН. Надо добиться, чтобы большинство стран признали Россию агрессором официально, и дипломатия исходила из этого. Это может занять не один год. Поэтому нужно провести сильную и слаженную политическую кампанию по этому вопросу.

О союзниках

ПАСЕ рекомендует Украине пересмотреть нормы закона об образовании, которые касаются языков нацменьшин. Мы начали расти, и они хотя это загасить. Мы становимся геополитическим субъектом.

Если Украина станет на ноги, осознает себя и начнет вести себя как нормальная страна, мы кроем все эти Румынии, Венгрии и всех остальных, как бык осу. Они это чувствуют и начали нас подрезать. Украина была теленком, которого доили все. И вдруг мы начинаем рычать. Не вовремя, криво, косо. Президент пытается играть с националистической частью электората. Мы все делаем неправильно, но мы это делаем. Страна, в которой четыреста тысяч отмобилизованных силовиков, больше, чем все их армии, не может быть рядовой.

Мы сильные, но себя еще не осознаем. Они беспокоятся, что с Украиной придется считаться.

Наконец Украина начала вырастать из коротких политических штанишек и работать с реальностью. Внутри НАТО больше двадцати межгосударственных конфликтов. Все воюют со всеми. Не бывает такой вещи, как реальные союзники. Бывают ситуативные союзники. Черчилль дал универсальную формулу: «У Англии нет постоянных союзников, у нее есть постоянные интересы». Союзников не бывает, бывает враг моего врага.

Сегодня наши ситуативные союзники — Соединенные Штаты Америки. Система там работает так, что Трампа ставят в стойло и заставляют делать то, что нужно. Хотя при Обаме было не так. Это большой вопрос, были ли они нашими союзниками. Кем они будут нам через два года, снова не известно.

О тактических ошибках власти

Языковым вопросом можно отвлечь от чего угодно. Есть Израиль, который семьдесят лет воюет с арабами и хочет их уничтожить.

И какой язык второй государственный в Израиле? Арабский. Евреи разве такие идиоты, сделать вторым государственным язык своего врага? Нет. Значит они что-то имели в виду. Потому что есть полтора миллиона израильских арабов, которые хотят говорить на своем родном языке. И их лояльность сомнительна. И их надо уважить — это граждане, с ними надо вести грамотную политику.

А ненька говорит, что у нас двенадцать миллионов лишних людей, которые говорят не на том языке. Это сложная позиция — заигрывание Порошенко с правой частью электората. Но это до добра не доводит. Ему приходится забирать на себя правую часть электората в условиях фактически начавшейся президентской и парламентской кампании. Для большого количества избирателей это очень больной вопрос. Вот и играются, отталкивая русскоязычную часть Украины. И создают этим весьма тяжелые международные последствия, которые весьма не кстати.

Причем Венецианская комиссия делает вывод, что закон хороший. Лучше, чем соответствующий венгерский закон. Но нет никакой разницы, хороший у нас закон, или нет. Есть конкретные кампании. И иногда очень плохой закон может привести к очень хорошим политическим последствиям. И наоборот. Очень хороший закон может заставить нас воевать уже на два фронта. Министр иностранных дел Венгрии заезжает на нашу территорию, готовит сепаратистский референдум и посылает нашего министра иностранных дел на нашей территории. Если вы уже взялись качать права и защищать национальные права, то качайте до конца. Вызывайте послов, подвешивайте их за яйца на просушку. Потому что уважающая себя страна порвала бы за такой организованный демарш.

То, что делает Венгрия, имеет все признаки операции по раскачке сепаратистского бунта в Закарпатье. Хотим повоевать с венграми? Придется убивать граждан ЕС и НАТО. Это не орки дикие, на которых можно сказать, что вот Азия катится в Европу, а мы тут щит.

Ведь умное государство что делает — соседей делает союзниками. А мы готовы по ним стрелять? Тогда зачем так качать лодку? Чем больше ниток нас связывает с ними, тем меньше вероятность, что кто-то захочет воевать. А мы бьем горшки. Резюме этому очень простое — не умеешь играть, не бейся.